После смерча - страница 31

стр.

— Товарищ бригадир,— обратился Роман к жен­щине.— Я позавчера был возле самой передовой, там много беженцев, лошадей никаких нет, а люди сеют.

— Как же они сеют?

— Шестеро женщин в плуг и...

— Это в прифронтовых деревнях, а наша местность уже далековата от фронта. Я этого своим женщинам не позволю, да и сама не хочу впрягаться. Там, навер­ное, еще МТС нет, а у нас есть, и трактор дали.

— Дайте нам пару плужков.

— Плужки у нас есть, тягловой силы не хватает.

— А у нас она лишняя.

— Надо ведь еще и пахать уметь.

— Ну, крестьянскому сыну это не в новинку. Дай­те картошки, плугов, сколько можете. А лошаденку от­дайте какой-нибудь многодетной солдатке, пусть при­усадебный участок засевает.

— Молодец ты, парень. Надо тебе девчонку хоро­шую посватать.

— Насчет девчонок не беспокойтесь. У меня есть.

— У него есть... Городская, видно, больно нежная, к работе не привычная. А у нас девки как на подбор, ядреные, здоровые. Если полюбишь, во баба будет,— рассмеялась бригадирша.— Пойдем.

— А мне жену в плуг не запрягать. Хватит, что мать таскает,— уже на ходу сказал Роман.

— Да я пошутила, девушку выбирать дело ваше.

Директор с преподавателями уже были на месте, когда учащиеся принесли плуги, подвезли картофель. К валькам быстро прицепили постромки и пахари го­товы к работе. Первую борозду взялся проложить Ро­ман, в его плуг впряглось восемь парней.

— Постойте, постойте, как это — пахать будете на себе? — растерянно проговорил Данила Гаврилович и оглядел поле.

Он еще не вошел в курс дела. У него даже мелькнула мысль, что его могут вызвать в райком и спросить, по какому праву он использует учащихся таким обра­зом, а то еще, чего доброго, фельетон в газете появит­ся, где директора распишут за такое открытие.

— Я не разрешаю, не разрешаю. Зимин, ты это придумал?

— К сожалению не я, Данила Гаврилович. У нас, в Белоруссии, это уже до меня придумали. Если вы проедете в сторону фронта, то увидите одну и ту же картину: пашут инвалиды и старики, а в плуги впрягают­ся женщины, только белые косынки мелькают. Пахать тоже надо уметь.

— Говоришь, одни женщины по всей Белоруссии,— остывал, но все еще никак не мог успокоиться дирек­тор.— Честное слово, сколько прожил, но такого не ви­дел, чтобы женщины плуги таскали.

— А что поделаешь? Не пустовать же земле. Ору­дия на прицепе у машин, а бывает, если нужно — сол­даты на себе волокут.

— Но ведь не женщины,— опустил плечи Данила Гаврилович.

— И мы не женщины, а вчерашние и завтрашние солдаты. Наши люди на все пойдут ради обновления земли.

Данила Гаврилович вспомнил, как в райкоме пар­тии он рассказывал о своем комсорге, который произ­вел взрыв, чтобы как можно скорее заготовить кир­пич, за что и попал под арест. Там смеялись, говорили, что арестовывать его милиция не имела права. Навер­ное, и за пахоту не будут упрекать. Данила Гаврилович улыбнулся.

— Давайте,— махнул он рукой.

Женщины-преподаватели подвязали фартуки, на­полнили их картошкой и пошли по бороздам.

Но еще не скоро на свежую пахоту прилетели гра­чи, чтобы походить за плугом и повыбирать жирные личинки майских жуков. Обычно эти птицы издалека видят на поле трактор или лошадей. А такая пахота для них была не привычна, и они прилетели только тогда, когда перед ними расстилалась большая пло­щадь вспаханной земли. И то сперва садились и наблю­дали за людьми издали, и только потом, попривыкнув, подлетали к свежепроложенной борозде.

За два дня учащиеся посадили картошку на своем участке и вернулись домой, где сразу же приступили к строительству нового здания техникума. Всеми рабо­тами здесь руководил единственный прораб — сухонь­кий старичок, великолепно разбиравшийся в строи­тельных чертежах. Была у него одна слабинка — он панически боялся мин и снарядов, которые, по его мнению, могли остаться незамеченными в земле. Стои­ло только кому-нибудь из ребят во время рытья тран­шеи под фундамент звякнуть лопатой о какой-либо твердый предмет, как прораб, с необычным для него проворством, отскакивал далеко в сторону и бросался на землю.

Однажды прораб рассказал Роману о своей жизни. Старик долгое время находился в фашистском застен­ке. Его часто гоняли на дороги обезвреживать мины, заложенные партизанами. Достаточно было только дотронуться до мины, поставленной на боевой взвод, как она мгновенно взрывалась. Вот эту смертельно опасную работу фашисты и заставляли делать наших людей, которых они называли смертниками. Однажды немцы погнали старика на железную дорогу, показали место, где была заложена мина, а сами отошли далеко в сторону. Старик сломал одну из березок, которые бы­ли высажены вдоль железнодорожного полотна, чтобы ею сперва подковырнуть мину. Это увидели гитлеров­цы и за то, что он посмел сломать деревце из обсад­ки, этой же березкой избили его до полусмерти. Когда же старик разгреб руками землю, то увидел, что это крот поднял кучу песка. Он признался Роману, что с тех пор у него появилась боязнь — если где увидит кучку земли или услышит, как ломик звякнул о что-либо железное, его тут же словно электрическим током бьет по голове.