Последние километры - страница 20

По радио комбат спрашивает Полундина, сколько у него снарядов. Сорок? Это уже лучше. Полундин осмотрительнее и скупее Бакулина, а тот уралец — душа нараспашку!

Вдруг Бакулин вспомнил о Галине. Ему искренне жаль ее, он до сих пор переживает разлуку. Но ничего не поделаешь! Зато радостно сознавать, что у тебя будет сын или дочь. Знать бы, кто именно!..

То ли тучи израсходовали все свои запасы, то ли танкисты проскочили полосу снегопада, но уже только отдельные снежинки игриво мерцают в воздухе. Сектор наблюдения сразу расширился, достигает теперь самого горизонта. Можно воспользоваться и оптикой. ТПК чудодейственно приближает населенный пункт, виднеющийся вдали, и комбат Бакулин лихорадочно сверяет свои наблюдения с картой. Нет сомнений: впереди немецкий город Обервальде. Старые стены, потемневшие крыши — черное пятно на озаренном зимним солнцем горизонте.

…Черный город встречает танкистов белыми флагами.

Узнав о том, что советские танки появились уже непосредственно на немецкой территории, Гитлер примчался в Цоссен. Сегодня этот юго-восточный форпост Берлина с его многоэтажными зданиями превратился в хаос руин. Бомбардировщики союзников побывали здесь не один раз. Разрушенные здания — будто наружный защитный барьер над глубокими катакомбами, составляющими второй, подземный город. В нем расположился штаб генерала Йодля — оперативный мозг сухопутных вооруженных сил гитлеровской империи: рабочие комнаты, узел связи, шифровальный отдел, зал для совещаний, спальни, столовые, бары с электрическим освещением, вытяжной вентиляцией, горячей водой.

Внешне Гитлер воспринял фатальное известие с неожиданным спокойствием. В цоссенском подземелье он появился без очередной истерики и проклятий. Однако вид его поразил генерал-полковника Альфреда Йодля.

— Провидение, — бормотал фюрер. В его мутных зеленовато-голубых глазах светилось нечто похожее на радость. — Провидение, — повторил он хриплым, жутковато-спокойным голосом и направился к карте, висевшей на стенде. После прошлогоднего покушения и ранения фюрер ходил боком, поддерживая здоровой правой рукой искалеченную левую.

— Где они сейчас? — спросил он вдруг громко и яростно.

Йодль вздрогнул от резкого гортанного восклицания, Гитлер заметил это и ехидно бросил:

— Дрожите?

Йодль внутренне съежился, но этого не мог заметить никто, даже провидец фюрер. Лицо же начальника генерального штаба, продолговатое, обмякшее, уже не способно было ни бледнеть, ни краснеть. Оно всегда было желтоватым. Последние двое суток Йодль не спал ни минуты, держась на тонизирующих препаратах. Неутешительные вести одна за другой поступали с Восточного фронта, где, как и следовало ожидать, началось мощное наступление русских.

Йодль не раз пытался убедить фюрера в том, что Сталин не останется равнодушным к просьбам Черчилля и Рузвельта о стратегической помощи в связи с неудачами, постигшими на Западноевропейском театре действий фельдмаршала Монтгомери и генерала Эйзенхауэра. Но все напрасно: фюрер не согласился вывести из Курляндии шестнадцатую и восемнадцатую армии, в составе которых законсервировано двадцать шесть дивизий, чтобы действовать не растопыренными пальцами, а сжатым кулаком. Тогда фюрер, правда, в шутку назвал его паникером и пораженцем. От этой шутки у Йодля похолодела спина.

— Где они? — все более разъяряясь, спрашивал Гитлер, хотя маниакальная радость в его тусклых, склеротических глазах не угасла.

— Здесь, мой фюрер, — пошевелил непослушным языком Йодль, указывая район на восток от Оппельна.

— Поздравляю вас, генерал! — сказал Гитлер и, как и раньше, боком, тяжело дыша, двинулся назад к столу.

Это, наверное, тоже была шутка или хуже — ирония, сарказм, однако Гитлер говорил вполне серьезно. И от этого Йодлю становилось еще жутче.

— А мы с вами где были в сорок первом и сорок втором? — уже спокойнее, почти мягко обратился к Йодлю Гитлер. И, не ожидая ответа, чеканил слова, пристукивая в такт им правой рукой по столу; — Под Москвой! Под Петербургом! На Кавказе! — Названия Ленинград он не признавал, а о Сталинграде промолчал. Это слово было для него слишком ненавистно.