Последние километры - страница 21

Йодль стоял обескураженный и отупевший. Фюрер снова резко спросил:

— Итак, какой вывод мы должны сделать?

— Слушаю, мой фюрер.

— Что мы с ними поменялись ролями. И только.

Начальник генерального штаба молча ждал, что будет дальше. Он хорошо знал привычку Гитлера — провозгласить парадоксальный тезис и тут же лихорадочно развить его в теоретическую концепцию. Конечно же безошибочную, ибо фюрер — человек, который не ошибается. А Гитлер уже увлекся, его мутно-голубые глаза пылали.

— Тем лучше для нас!

Некоторое время он смотрел в одну точку, словно видел там нечто великое, известное и подвластное лишь ему одному. Наконец он сухо, деловито приказал:

— Созвать совещание на четырнадцать ноль-ноль. Вызвать: рейхсмаршала, рейхсфюрера СС, рейхсминистров, являющихся членами политического штаба национал-социалистской партии. Повестка дня: генеральное контрнаступление на Восточном фронте.

— Будет исполнено.

Альфред Йодль почувствовал, что у него не только похолодела спина, но и отнимаются ноги. Нужно во что бы то ни стало двигаться, действовать, а не думать…

Очень хотел бы прогнать прочь назойливые мысли и рейхсмаршал Герман-Вильгельм Геринг. И не только о ближайшем будущем, но и о сегодняшнем дне. Вызов на совещание к Гитлеру застал его в комфортабельном бомбоубежище, под руинами роскошного дворца Карингалле.

Берлин недавно снова бомбили американские «боинги» в сопровождении британских «харрикейнов» и «спитфайеров». На Фридрихштрассе рухнул театр-варьете, кажется, разрушен мост через Шпрее. Там сейчас хаос и паника, в борьбу с которыми вступили пожарники и полиция. Пробиться почти невозможно, однако это не может послужить оправданием опоздания на совещание в Цоссен. Наоборот, это повод для очередной взбучки. Еще бы! Рейхсмаршал Германии, рейхсминистр авиации, главнокомандующий военно-воздушными силами люфтваффе, который торжественно заверил фюрера и народ, что ни одна бомба не упадет ни на один немецкий город, опаздывает на вызов ставки из-за вражеского воздушного нападения на столицу империи! Более позорной ситуации и выдумать нельзя!

Пришлось добираться в объезд, по бесконечным лабиринтам разрушенных кварталов, на Тельтов-канал. Бронированный «хорьх» с усиленным мотором рвался вперед, но на пути то и дело возникали свежие неубранные завалы, незасыпанные воронки, штабеля трупов, толпы горожан из разбомбленных домов, огромное множество беженцев из Померании, Восточной Пруссии, Силезии, а также обледенелый снег, лежавший на улицах и переулках предместья с самого начала зимы.

Страшная зима! Ужасные налеты! Гигантский город постепенно превращался в необозримые руины. Обгорелым скелетом торчит и бывший фешенебельный дворец рейхсмаршала, построенный в неповторимые тридцатые годы, когда на фюрера и его приспешников сыпались, как из рога изобилия, сокровища из богатейших банковских сейфов Германии. И одновременно с этим — радость молодости, развлечения с красивейшими женщинами Берлина. Его дворец Карингалле в Шорфгайде с бесценными коллекциями живописи, скульптуры, фарфора, с чудесным парком и щедрыми угодьями для охоты на оленей являл собой, что называется, новоявленные сады Семирамиды. Однако ни над дворцом, ни над парками колпак из непробиваемого стекла, к сожалению, не поставишь… Конец, всему конец! Если, конечно, сегодня Адольф не придумает чего-то необычайного…

Примерно с такими же мыслями прибыли на совещание почти все его участники. Каждый прекрасно знал, что положение катастрофическое, хотя не каждый, даже самому себе, откровенно в этом признавался: боялся обвинения в пораженчестве.

Геринг и впрямь чуть было не опоздал, преодолевая завалы и полицейские барьеры. Не везде помогал ему даже флажок рейхсмаршала, трепетавший на радиаторе рябого от камуфляжа «хорьха». Наконец Цоссен! Геринг спустился в подземелье, сдал оружие — после покушения на фюрера 20 июля 1944 года эта процедура стала обязательной для всех — и вошел в холл перед конференц-залом. Здесь было малолюдно и тихо. Никто не осмеливался ни громко разговаривать, ни курить — Гитлера все это раздражало. Здоровались и разговаривали шепотом. Об этом забыл Геринг. Торопясь, он вскочил в дверь, и его «Хайль Гитлер!» прозвучало слишком громко и не очень искренне. Неуместным был и парадный мундир рейхсмаршала, от воротника и до пряжки пояса увешанный орденами и лентами. Геринг понял это, однако справился с минутной растерянностью и взглянул на своих врагов — а здесь не было у него ни единого настоящего друга — с вызовом и пренебрежением.