Последние походы Святослава - страница 62

Между тем, пока Иоанн таскал базилевса за бороду, остальные убийцы стали бить Никифора по лицу рукоятками мечей, дробя кости лица и выбивая зубы. Пол был залит кровью, и Фока медленно терял сознание. Ударом ноги в грудь Цимисхий швырнул императора на пол и, встав с ложа, мечом разрубил ему голову. Коротко бросив: «Добить», он снова опустился на ложе, продолжая смотреть, как превращают в кровавое месиво того, кто недавно повелевал величайшей Империей на земле. После того как базилевс перестал дышать, Цимисхий прошёл в главный дворцовый зал и уселся на трон. Но в этот момент зловещая тишина взорвалась от топота десятков ног и лязга железа, это спешила на помощь своему императору гвардия Никифора. Под мощным натиском гвардейцев дрогнули железные ворота, однако спасать больше было некого, а потому гвардейцы посовещались и громогласно провозгласили Цимисхия базилевсом. Что же касается тела убитого Фоки, то оно, по свидетельству Льва Диакона, пролежало целый день на снегу во дворе и лишь поздно вечером его положили в деревянный ящик и отвезли в храм Двенадцати апостолов, где находилась официальная усыпальница византийских императоров. Позднее на его гробнице были выбиты такие слова: «Ты победил всех, кроме женщины».

Лев Диакон дал довольно лестную характеристику правлению Никифора Фоки: «Я утверждаю, что если бы завистливая и карающая судьба, разгневавшись на успехи этого мужа, не лишила его так скоро жизни, ромейская держава достигла бы такого величия, какого она в другое время не достигала». Что ж, вполне вероятно, что проживи базилевс-воин дольше, ему бы удалось справиться с кризисом, поскольку средства для этого у него были. Армия была ему предана, а это в Империи значило очень многое. Государственная казна была полна, на Востоке арабы потерпели сокрушительное поражение, и единственной серьёзной проблемой на международной арене оставался Святослав. Он был действительно опасен для Империи, поскольку нацелился на Константинополь, а это, в свою очередь, давало Никифору возможность для маневра во внутренней политике. Ведь идея о том, что власть и народ объединяются перед лицом внешней опасности, была придумана в незапамятные времена, а потому Фоке ничего не стоило разыграть эту карту.

Между тем смерть воинственного императора вызвала вздох облегчения у недругов Византии. Арабы могли перевести дух и собраться с силами для того, чтобы вернуть все утраченные территории. Мог вздохнуть полной грудью император Священной Римской империи Оттон I, с которым Фока вёл бескомпромиссную борьбу в Италии. Никифор считал Оттона не императором, а самозванцем, варваром, и когда германский посол Лиутпранд стал перед ним разглагольствовать о силе и славе своего повелителя, базилевс бросил ему в лицо: «Вы не римляне, но лангобарды!» Все соседи страшились мощи Империи при Никифоре, он поднял славу византийского оружия на невиданную высоту, а потому совершенно уместным выглядит пассаж Льва Диакона, посвящённый победоносному императору: «Несокрушимость этого мужа, непревзойденная в боях, непобедимая сила, благодаря которой он быстро, без всякого худа, как будто по Божьей воле, побеждал любого неприятеля, страшила и приводила в изумление все народы, и они стремились к тому, чтобы он был им не врагом, а другом и господином».

А что же Цимисхий? Кем был этот человек, столь подло и жестоко убивший своего родственника и повелителя? Полным ничтожеством или же, наоборот, великим государственным деятелем? Ответить на этот вопрос не так просто. Дело в том, что Иоанн не был, подобно Фоке, той цельной личностью, которая на протяжении всей своей жизни придерживается определённых принципов и понятий. И если Никифор был достаточно прямолинеен, чётко деля окружающий мир на белое и чёрное, то за Цимисхием подобного не водилось. В отличие от своего кузена, который и на троне, прежде всего, оставался солдатом, Иоанн помимо того, что был талантливым военачальником, прекрасно разоирался во внутренних делах константинопольского двора. В тех интригах, которые плелись под сенью Большого дворца, Цимисхий чувствовал себя достаточно уверенно. В отличие от покойного базилевса, который придерживался определённых моральных принципов. Иоанн был очень циничным человеком, который ни перед чем не остановится ради достижения поставленной цели. Если к этому добавить то, что новый император был очень тщеславен и не чужд самолюбования, то портрет вырисовывается довольно неприглядный. Однако я ещё раз оговорюсь, что всё было не так однозначно.