Последний апостол - страница 10

— За возможность видеть незримое, — поправил Стефан.

— Пусть будет так, — согласился Один. — Прощайте. Пойдем, Хель! Смерть застучала цепью.

— Спасибо тебе, Иешуа-бен-Пандера, — сказал черный гигант с кувшином в руках. — Мы тоже уходим. И мы забираем чашу.

Павел улыбался, слушал, неподвижно глядя на заходящее солнце.

Его спутники встревожились.

— Савл, Савл, — тихонько позвали его.

Он не откликнулся.

— Савл! — Его позвали снова.

Молчит, улыбается, не слышит.

Тронули за руку.

— Вы меня зовете? — спросил Павел.

— Тебя.

— Зовите меня Павел.

Спутники не стали спорить.

— Что с тобой, господин? — озаботился Димас.

— Ангелы говорят со мной.

Евреи заволновались, зашептались. С праздничными лицами расселись возле Павла. Посидели, помолчали.

Молчал и Павел.

— Кто именно говорит с тобой? — не выдержал один из евреев, самый болтливый.

— Христос.

— Это который?

— Иисус — назарянин, распятый три года назад в Иерусалиме.

Евреи удивленно зашумели, зашелестели: «Иисус?.. Иисус… Тише, с ним говорит Христос!».

— А ты не падал, господин мой? — участливо спросил Димас и бережно смахнул пыль с края одежды своего хозяина.

Но, уже смахивая, понял, что поторопился. Евреи посмотрели на него неодобрительно, и он, вздохнув, отошел.

— Ты слышишь Его сейчас? — спросили спутники Павла.

— Нет.

— Он ушел?

— Не знаю.

«Тише, тише! — зашептали евреи. — Вы мешаете ему слушать. Слушай, Павел!».

Павел сидел на камне, улыбался, слушал.

Просидел так всю недолгую ночь. Евреи вздремнули по очереди и утром отвели Павла в Дамаск.

Павел доверчиво шел, держа за руку раба Димаса, грека. То и дело подносил другую, свободную, руку к глазам и счастливо смеялся, оттого что не видит ее. Он помнил, что рука у него очень некрасивая: худая, жилистая, поросшая сверху неровным волосом, пальцы тонкие, шишковатые и морщинистые на сгибах. Павел шевелил пальцами — они легко слушались его — и счастливо смеялся.

Как мудр Господь, радовался Павел, что увел раба своего от безобразия плоти! Глаза были его, Павла, привязью, не пускавшей на волю. Он видел небо, пески, холмы — и они закрывали от него Вселенную. Он видел города, храмы, книги — они закрывали от него Создателя. Он видел лица — бородавки, морщины, язвы — они закрывали от него людей. Он видел слюнявые пасти и не видел Слова. Он видел кривые с толстыми коленями ноги, тщедушное тело с мертвыми оазисами пыльных волос, пористую прыщавую кожу, маленький коричневый пенис в буром серпике обрезанной плоти — он не видел себя, Павла. Павла, которого любит Господь.

Димас вел его мимо пахучего стойбища рыбаков, и Павел был легкой, бестелесной рыбой, сквозь пустые глазницы повешенной на солнце. Солнце грело сквозь него, ветер не задерживался в нем, пролетал, лаская вывернутое пустое чрево.

Димас подвел его к городским воротам. Павел слышал, как кричали под стенами дерущиеся птицы и кричали на стенах сердитые люди — римляне строили крепость. Павел был камнем, надежно вставленным между прочих, таких же. Спокойным тяжелым камнем, теперь на столетия для него — только ветер. То холодный, утренний — с реки; то свирепый, горячий — из пустыни. Высота, ветер и крики птиц — на века.

Господь песчинкой гнал его по дороге, пчелой по цветам, поднимал к облакам дымом от кипящей похлебки. Не было глаз, закрывающих мир, а было слово Иисуса, открывшее мир: «Я люблю тебя, Павел».

Дамаск подхватил Павла разноязычным щебетанием, запахом многих тел и нагретой пыли. Придавил к земле, сбил с шага. Павел напряженно вслушивался, различая знакомые наречия; вслушивался, ожидая услышать галилейский акцент Иисуса.

Первые три дня слепой Павел провел в доме некоего Иуды, в переулке, который называется Прямой. Три дня он не ел и не пил. Ему очень нравилось, что плотское уничтожено для него…

«А в Дамаске был один ученик по имени Анания; и Господь в видении сказал ему:

— Анания!

И тот сказал:

— Вот я, Господь.

А Господь ему:

— Встань и пойди в переулок, который называется Прямой, и разыщи в доме Иуды тарсянина по имени Савл; который сейчас молится и увидел в видении, как человек по имени Анания вошел и возложил на него руки, чтобы он прозрел.