Последний цветок. Повесть - страница 7

стр.

          - И ромашка?

          - И она. – Помолчали, переваривая бесперспективное будущее. – Тоже улетучится мизерным комочком энергии в космическую бездну, чтобы снова когда-нибудь на какой-нибудь удачливой планете подтолкнуть к жизни новую ромашку. – Ещё помолчали, мысленно наблюдая далёкий полёт ромашкиной энергии. – Вот если бы качнуть нашу застоявшуюся планетишку, - мечтательно произнёс Микрар, обхватив затылок ладонями, откинув голову назад и устремив отрешённый взгляд куда-то вверх, - так, чтобы она завертелась, чтобы появилось устойчивое магнитное поле с устойчивыми полюсами, чтобы возродилась защитная оболочка, вот тогда… - и сам себя прервал, устыдившись нереальных мыслей. – Глупые фантазии!

          - А что! – вскричал Рамир, ещё не потерявший эмоциональной энергии. – Бросим клич, соберём горожан, выйдем на поверхность, упрёмся в скалы и качнём синхронно много раз и в лад Планету в одну сторону в такт её колебаниям, - и засмеялся, довольный светлой дурацкой идеей. – Авось и сдвинется с места, завертится, а? – и ещё больше обрадовался тому, что у него, в отличие от горняков, ещё есть запал для надежды. Микрар тоже засмеялся, представив себе, как тысячи энтериков упираются ногами и руками в то, что пытаются сдвинуть. Глупее ничего не придумаешь! Но стало веселее.

          - Больше десятка не уговорим, да и тех побросают в шахты как свихнувшихся. – И оба захохотали, ничуть не тяготясь трагическим финалом. – Ну, что, пойдём смотреть на гостя из прошлого?

          Только собрались выйти, как дверь распахнулась, и на пороге появилась высвеченная снаружи фигура внимательно вглядывающейся в них Стерры.

          - Чему веселитесь? Не того? – покрутила пальцем у виска.

          Она была одной из самых ярых активисток молодёжного движения жиразов, выбравших лозунгом: «Живём только раз!» и потому не признающих никаких запретов и ограничений – «Как я хочу, так и должно быть!». Обоим хохотунам особенно не нравилось, что энергичная активистка совала свой коротенький нос везде и всюду, где не надо и куда её не звали. Не ждали, конечно, и приятели.


-------

          Это самое движение возникло недавно и, всё более разрастаясь, расшатывало закреплённые жёсткой дисциплиной устои энтерийского общества. Добровольные участники движения ничего не требовали, ничем не возмущались, не пытались что-то изменить, они просто жили по своим понятиям, основными из которых были: всё должно быть предельно просто, главное – это я и мои желания, а среди них – тусовка с оглушительной ритмичной музыкой, наркотики, свободные танцы и немного секса. На большой их уже не хватало. Они не требовали ни должностей, ни привилегий, соглашаясь на любую работу, куда бы их ни послали, и выполняли задания согласно нормам, но не более, понимая, что не выполнив, могут загреметь в подземный сборник. На работе жили по общим законам, а вне работы – по тусовочному беззаконию, отгораживаясь от общественной жизни города. В тусовке они были все равны и все вроде бы главные, и даже там каждый жил своей отдельной жизнью, нисколько не интересуясь жизнью соседей. Для общего развития города они были интеллектуальным и моральным тупиком, грозившим заполниться до катастрофического предела, когда старшие энтерики уже не смогут выполнять функции строительства и обновления необходимой для выживания инфраструктуры и обеспечивающего её производства. Но молодых это мало беспокоило. Ими напрочь отвергались все мысли о будущем, так же как и жалость, сострадание, участливость, желание защитить слабого и помочь страждущему. Им ничего не стоило убить неприятного для них человека, наврать с гору ради развлечения. Моральных заповедей и ограничений не существовало: бери всё сейчас и сколько хочется! Любовь превратилась в старческий анахронизм, не достойный даже упоминания. Всеобщее равнодушие как язва разъедало молодое поколение энтериков, предопределяя всеобщее самоубийство.

          Стерра ничем не отличалась от других жиразов, утратив женскую сердобольность. Да и вообще в ней не осталось ничего женского, даже во внешности. Фигура под стать рамировской, без каких-либо отличительных половых признаков, и вела себя она почище заправских мужчин – настырно, нагло, навязчиво, бесстыдно, не церемонясь и не обращая внимания на неодобрительные взгляды старших. Она никогда не рожала, не собиралась обременять себя родами, да и не могла этого сделать, утратив женские гормоны, и весь эмоциональный заряд и всё свободное время посвящала тусовке и защите её интересов. Порой складывалось впечатление, что проныра шпионила, вынюхивая и выслеживая противников, но для каких целей – было неясно. Работала она мединъекционистом и была на хорошем счету, поскольку, избавившись от жалостливости, действовала строго по инструкции, не поддавалась ни на какие уговоры увеличить обязательную утреннюю дозу наркопитательного раствора. Рамиру она была неприятна.