Последний цветок. Повесть - страница 8

          Независимо протиснувшись между архиголиками, она подошла к не выключенному монитору.

          - Что это? Какая мерзость! - увидела ромашку. – И с чем это едят?

          Микрар понимающе усмехнулся.

          - В стародавние времена наши предки мужчины дарили такие цветы женщинам в знак любви.

          Стерра уставилась на него непонимающим взглядом.

          - Попробовал бы кто-нибудь подарить мне такую бесполезную гадость – вмиг бы прикончила! – Серое лицо её исказила отвратительная гримаса.

          А Рамир вдруг совсем неожиданно вспомнил, что все знакомые жиразы, все до единого, – серые. Искоса посмотрел на друга – нет, тот светлее, во всяком случае, не такой серый как Стерра. А сам он? Томительно захотелось посмотреть в зеркало и определить, насколько он сам серый. Ну, нет, он не из этих! Раньше как-то и внимания не обращал на расовые различия сограждан, ему было всё едино, кто из каких, главным критерием оценки были профессиональные качества. А сейчас вдруг, глядя на неприятную Стерру, захотелось отделиться от ей подобных, хотя вряд ли это удастся, ведь за долгое время взаимного сосуществования все перемешались, и появились полусерые и полусветлые, и как тогда относиться к ним? Однако, перемешались-то перемешались, но, очевидно, не совсем и не насовсем – генетическая память о корнях сохранилась и даёт о себе знать даже теперь, когда коренных энтериков мало, когда грядёт последний виток выживания. Первые серые мигранты, появившиеся сразу после войн с тёмной стороны Планеты, оглушённые вселенской бедой, ещё как-то вынужденно адаптировались в энтерийском обществе, приняв правила его общежития, и уже затерялись в нём. Но с ростом миграции, молодые, те, что оттуда и родившиеся уже здесь, мало знающие о катастрофах, не захотели ассимилироваться, вспомнили правила жизни предков, привитые с детства старшими  и дающие им возможность не чувствовать себя изгоями, хотя энтерики никогда, за исключением редких случаев, не позволяли себе отгораживаться от вынужденных переселенцев. А те отгораживались и отгораживаются, сколь их ни ублажай – врождённый инородный менталитет не изменишь. Вот такие чёрствые мысли сумбуром проносились в голове Рамира, пока Микрар пытался что-то объяснить Стерре об исчезнувшей прекрасной флоре. Наверное, мысли такие возникли у Рамира не спонтанно, и не попёрли махом, а копились где-то в потаённом закутке мозга втайне от хозяина и высветились вдруг, подтолкнутые неприязнью к неприятной серой женщине. Конечно, среди жиразов есть и светлокожие, он просто их не заметил, вообще мало обращал внимания на чуждое молодёжное движение, и не это опасно. Опасно то, что серых всё больше и больше, и когда-нибудь, когда станет совсем много, они обязательно захотят перехватить власть в свои руки, установить свои порядки, отодвинув светлых на задворки. И опасна даже не эта мирная ротация, а то, что она окончательно угробит Энтеррию, поскольку неизбежные внутренние распри и есть главная причина гибели цивилизаций.

          - Рамир! О чём задумался? Очнись! – услышал, будто издалека, голос Микрара. – Пойдём?

          - Да, да, - помотал отяжелевшей головой Рамир, - пойдём.

          Когда вышли из архива, Стерра безапелляционно заявила:

          - Я - с вами, идите – догоню, - и скрылась в дверях соседнего зала игровых автоматов и всяких других гаджетов устаревших моделей. На создание новых не хватало ни материалов, ни мозгов, ни умелых рук, ни желания, да и старые не пользовались большим спросом: бюроманы считали ниже своего достоинства заниматься детскими игрушками, чинарикам они надоедали на работе в делопроизводстве, технарики презирали пустое для ума занятие, а рабарики сторонились чистого общества, обходясь телевидением. Все силы и средства города уходили на жизненно важные производства и, в первую очередь, на изготовление жидкостных и гелиевых пищевых препаратов и витаминно- минеральных инъекционных растворов. В дело шли как горные породы органического происхождения, так и всевозможные травы, выращиваемые в больших оранжереях на гидропонике, и отдельные части наименее заражённых радиацией человеческих трупов. Уже несколько поколений энтериков вынужденно использовали жидкую и полужидкую пищу, приспособились к ней и – нет худа без добра – избавили тем самым ослабленный организм от ненужных энергетических затрат и внутренних болезней. Да и удобнее так было, поскольку исчезла необходимость в приготовлении затратной индивидуальной кормёжки. Каждый энтерик в соответствии с физическими нагрузками получал свою порцию диетического пойла, подкреплённую внутривенной инъекцией, через определённое медиками время, и таким образом полностью освобождался от когда-то гнетущего чувства добычи пропитания и мог полностью сосредоточиться на производстве. А его хватало. Это и развитие, усовершенствование и обновление сложной инфраструктуры мегаполиса, требующие больших объёмов строительных материалов, которые изготавливались на малых предприятиях, размещённых в гротах, и промышленное производство малой механизации, средств передвижения по поверхности, грузового транспорта и различного оборудования. В интенсивном непрерывном режиме работали горняки на рудных месторождениях, обеспечивая сырьём мастерские по переработке руд и изготовлению крайне необходимых полимерных композитных высокопрочных и лёгких термо- и радиазащищённых материалов. Значительная часть их уходила в засекреченный и тщательно охраняемый грот, в котором на стартовой платформе, погружённой в глубокую шахту, размещался последний из двух оставшихся после катастроф космический аппарат. Работавшие там энтерики никогда не выходили ни на поверхность, ни в город. И только сердце города, дающее жизнь всему, благодаря мудрости и знаниям градостроителей, не требовало больших затрат и людских ресурсов. Оно работало в автоматическом режиме и бесперебойно на самой окраине мегаполиса, отгороженное от него массивной бетонной стеной. Сердце это – мощная роботизированная атомная электростанция, работающая на ядерном синтезе, а управляли ею всего пять операторов, имеющих статус самых почётных граждан.