Последний - на Арлингтонском кладбище - страница 12

и при этом диктовал секретарше.

— Назначь на одиннадцатое, — сказал он ей. — Хьюстон на одиннадцатое. — И помахал недоеденным бутербродом Медуику. — Евреи делают кое-что хорошее.

Медуик сел.

— Пастрами разве еврейская?

— Я получаю ее из кошерной лавки, — сказал Мерроу. — И, заказывая ее, всякий раз склоняюсь на сторону Израиля. Слава богу, ем я не все время. Я растерял бы своих избирателей.

— Еще что-нибудь? — спросила секретарша.

— Нужно придумать отговорку, — сказал сенатор. — Какую угодно, а то эта дура Ливермор будет ждать меня на ночь. Давай попробуем вот что. Вечером одиннадцатого я должен быть в Далласе на конференции по… по… — Он повернулся к Медуику. — Придумай, по чему.

— По охране окружающей среды?

— Прекрасно. На конференции по охране окружающей среды. «Я очень огорчен этим, потому что всегда высоко ценил гостеприимство дома Ливерморов и с нетерпением дожидался его. С наилучшими пожеланиями и т. д.».

Секретарша закрыла блокнот и вышла за перегородку.

— Отличные ножки у этой девочки, — сказал веселый сенатор.

Медуик поражался Мерроу. Этот человек вечно бурлил весельем. Все прочие богачи, каких знал Медуик, были хмурыми, постоянно озабоченными, подозрительными и ненадежными. Но Мерроу неизменно пребывал в прекрасном настроении, заражая им окружающих.

Сенатор вернулся к своему вращающемуся креслу за столом, плюхнулся в него и положил ноги на какие-то документы.

— Эль прико[5] опять был здесь.

— Андерсон?

— Его шпик. Фентон. Само собой, я ничего ему не сказал.

— А почему ваша секретарша сказала, что вы меня ждете?

— Фентон недавно ушел — и, зная твое чутье, я догадался, что ты явишься. Явился ты быстрее, чем я ожидал.

Медуик протянул ему телеграмму Уильямса.

— Как, по-вашему, что это может значить?

Мерроу прочел ее и поднял глаза.

— Ты предатель?

— Нет.

— Шпион?

— Давно уже нет.

— Длинноволосый псих-радикал из колледжа?

— Я уже не в том возрасте.

— Так вот, это отдел внутренней безопасности, — сказал сенатор. — Уильямс работает там, я его знаю. — Он сделал паузу. — Видимо, эта телеграмма по другому делу, «Дайнемикс» тут ни при чем.

— По какому же? — спросил Медуик.

— Черт возьми, откуда я могу знать. Позвони Уильямсу и спроси. Да не волнуйся ты, Медуик. Это вредно.

Медуик подошел к окну и сел на подоконник. По Пенсильвания-авеню мрачным потоком неслись машины, люди беспокоились о своих счетах, или ближайшем спортивном матче, или о высоких ценах. А он, Томас Медуик, сидел здесь, и ему грозила опасность оказаться в тюрьме вместе с полоумным сенатором-миллионером, видящим все в смешном свете.

— Андерсон так близко, что я слышу его дыхание. Эта история с «Дайнемикс» вас не беспокоит?

— Бумаги подписывал ты, — ответил сенатор.

И внезапно Медуик все понял, понял, почему сенатор проявлял к нему такую симпатию, понял, что его использовали — и что он накануне разоблачения. Сенатор не станет его защищать. Нет, сэр.

Он побледнел и ни слова не сказав, вышел из кабинета, так погруженный в свои раздумья, что наткнулся на стол, испугав секретарш. Он вспомнил, как девять лет назад, когда работал у Фулбрайта, этот самый сенатор попросил его об одолжения, а он отказал.

То были времена Кеннеди, и четыре года спустя, когда Кеннеди уже не стало, сенатор Мерроу опять попросил его об одолжении. Медуик тогда был конгрессменом, он нуждался в предвыборном фонде и на этот раз согласился. Потом еще раз. Потом еще.

И до сих пор никаких проблем не возникало.

ЭВЕРЕТТ МЕЛЛОН

Из досье ФБР

— Оргия! Устроили оргию на моей яхте, черт побери! — Джим Хартфорд звонил из Нью-Йорка, его надтреснутый голос был негодующим. — Я могу привлечь вас к суду!

Эверетт Меллон старался не выказать беспокойства, хоть и понимал, что у Хартфорда для этого есть основания. История о том, что патруль береговой охраны вытащил из воды девицу, а потом обнаружил, что «Треска» полна голых парней и девиц и у них громадный запас гашиша, обошла все газеты. И Меллон ответил: