Последний повелитель Марса - страница 10
— Увольте! Дверь я запер. На окнах конторы решётки. До шлагбаума четверть мили. Дверь он не откроет — слишком крепкая. Даже если выбьет окно, то всё равно ни до кого не докричится. У нас есть время по крайней мере до конца смены.
Уэллс стоял оторопело и не мог решиться. Ох уж, сложные эти учёные.
— Ну? Что же вам ещё не нравится?
— Н-не знаю… Это, право, какое-то мальчишество и авантюра.
— Вам что важнее? Лететь? Или чтобы всё было исключительно по-взрослому? И я уже навесил замок на дверь, так что обратной дороги нет. Давайте не будем терять времени, сэр.
Уэллс предпринял последнюю попытку остаться в границах прежней реальности:
— Ну а если нас поймают? Что тогда?
— А и ничего! Скажем, ушли от мистера… этого, как его там? Макфи, ага. Решили забрать ценные научные приборы с машины, раз уж нельзя использовать её. А то что его кто-то запер — так мы и ведать не ведаем, мало ли кто это мог сделать после нас. Эвона, въезд даже не охраняется толком.
Он кажется принял этот поворот судьбы. Плечи его расправились, безвольно сгорбленная спина стала прямой, выражение лица — твёрдым. Наши взгляды встретились.
— Благодарю вас, Джозеф. Чем бы это ни обернулось — вы дали мне ещё один шанс.
— Не стоит благодарности, мистер Уэллс. А теперь, давайте…
И мы, постоянно озираясь, торопливо пошли к шлагбауму, где под охраной мальчика ожидала наша повозка.
где судьба кобылы и телеги устраивается наилучшим образом
Незадолго до шлагбаума Уэллс очень кстати спросил меня, что мы будем делать с арендованной телегой.
Да, я про это совсем не подумал. Лошадь и телегу нужно вернуть хозяину, или иначе по возвращении нас ждут неприятности. Если, конечно, мы вернёмся.
Пока мы дошли, у меня созрел план; тут-то фунт в залоге и пригодится.
У въезда ничего не изменилось. Пацан гладил лошадь и пытался засунуть ей пучок соломы, но то ли кобыла не успела проголодаться, то ли солома ей пришлась не по нраву — от угощения всячески отказывалась.
Увидев нас, мальчишка уронил пучок и опасливо отошёл от лошади. Я подмигнул ему ободряюще и спросил:
— А где привратник?
— Отец спит нынче. — он махнул рукой куда-то неопределенно за спину, — Там, за колодцем.
Я взглянул в ту сторону, узрел колодец, но разобрать, есть ли за ним кто и что он делает, не смог. Я повернулся обратно к пацану.
— А хочешь ещё пять пенсов заработать?
Глаза его вспыхнули:
— Что надо делать, мистер?
— Поди, разбуди отца и приведи сюда. И деньги твои.
Я достал монету и бросил ему. Он сориентировался моментально, изловил её налету и убежал к колодцу. Я одолжил у Уэллса его тетрадь и ручку Waterman. Начал писать на чистом листе: “Подателю сего прошу вернуть один фунт, внесённый в качестве залога за…”
От колодца появился мальчуган. Он толкал перед собой низенького невзрачного мужичка со всклокоченной, давно не видавшей ножниц цирюльника бородой — “Чисто, Карл Маркс”, пробормотал Уэллс — и в неопределенного цвета обносках, смутно напоминающих военную форму. Тот явно был нерешителен и, кажется, упирался, но сын что-то убедительно говорил ему в то место, где за волосами должно быть ухо и яростно жестикулировал.
Наконец, они подошли к нам. Пацан в последний раз что-то сказал в ухо и тычком в бок повернул отца лицом ко мне. Тот вытянулся предо мной едва ли не в струнку и подобострастно произнёс:
— Чем могу служить, милостивый государь?..
Я почувствовал запах дешёвой выпивки, но решил не придавать тому значения.
— Как тебя звать?
— Томас, сэр!
Я доверительно приобнял его за плечи:
— Томас, окажи нам небольшую услугу, будь так добр. За это ты получишь фунт.
Он посмотрел на меня с робким недоверием:
— А… э.. мы с превеликой... то есть… сэр…
Я указал рукой на телегу: