Последний повелитель Марса - страница 15

     Я ощутил небывалое чувство. Мы — одни-одинёшеньки посреди огромного отсутствия чего бы то ни было. Наша планета уносится от нас и нет больше опоры для наших ног. А до звёзд не дотянуться и вовсе — такие они далёкие и чужие. Ведь если верить Уэллсу, каждая звезда размером с наше Солнце, но, как правило, даже больше во много крат. И если они, эти огромные шары, выглядят как маленькие точки, то сколько же моих жизней нужно, чтобы туда добраться?…

     Уэллс не разделял моего меланхолического настроя. Будучи практичным, и в то же время увлечённым учёным, он сразу же приступил к исследованию своего нового окружения. Нашёл в одном из наших бесчисленных ящиков какую-то трубу. Вооружившись тетрадью и своим прекрасным самописным пером вдруг начал перемещаться прямо по стене к верхнему иллюминатору.

     Я поразился. Как такое возможно? Этот вопрос я, наверное, задал себе вслух, потому что услыхал на него ответ тут же:

     — Мы ушли от Земли, которая является источником массы и потому притягивает всё сущее. Теперь для нас основной источник массы наша “Feature”. Осторожнее с прыжками, мистер Дрейк — упадёте на потолок.

     Но было поздно. Лишь я немного оттолкнулся от пола, как неведомая сила (или её отсутствие) подбросила меня к центру кабины. А оттуда я начал медленно падать прямиком к Уэллсу.

     На подлёте он схватил меня за руку и отодвинул в сторону, чтобы я не загораживал иллюминатор. Я был лёгок, словно мотылёк — и чувствовал себя им же. Или, может быть, как рыба в пучине морской. Вода сверху, снизу, по бокам, повсюду — и ты плывёшь в этой воде, куда тебе вздумается. Только нынче я был эфирной рыбой и воздух был моей водой.

     Впрочем, я очень быстро освоился с этим положением. Теперь прыжки через центр кабины были для меня явлением из разряда нормальных и даже несколько наскучили. Пришло время изучить, понять и осмыслить всё, упущенное в спешке последних часов. Уэллс, освободившийся от дел, немало способствовал тому. В следующие три дня я сносно освоил стол управления и постиг многие приёмы эфироплавания. Отныне я мог заменить своего нанимателя в некоторых вопросах управления небесной машиной, либо исправно выполнять его прямые команды, не теряясь в назначении того или иного рычага или кнопки.

     Мы питались фруктами, хлебом и ветчиной, пили простую воду; приготовить что-то на огне в течение полёта не представлялось возможным.

     В первый день разобрались со всеми ящиками и их содержимым. Расставили их таким образом, чтобы от них было удобство в разных обстоятельствах. Отныне резервуары с топливом располагались в ящиках, прилегавших к тумбам движителей, пища занимала срединные ящики. Одежда и принадлежности, оружие и порох располагались в верхних. Книги же, и различные приспособления для опытов Уэллса были в самых нижних ящиках.

     Случилось и маленькое несчастье. Одна из двух наших канареек издохла, очевидно не перенеся беспокойства отлёта. Я поместил её в коробку из-под турецкого печенья “кьюраби”, найденную по случаю в личных запасах непревзойдённого сластёны Уэллса. Затем мы торжественно погрузили коробку в камеру движителя. Уэллс произнёс речь по поводу безвременной и трагичной кончины героической птицы, воспарившей куда как выше своих соплеменниц, но после того — падшей, словно Икар, чьи крылья растаяли от неумолимого света солнца. Я нажал на педаль и толчок в ногу известил меня о том, что мы стали зачинателями новой традиции — погребения в эфире. Почтив память канарейки пятью унциями красного вина, мы занялись каждый своим делом.

     На следующий день Уэллс тщетно пытался объяснить мне математику. Не сказать, что я был тупицей — совсем нет. Но неучем являлся определенно. Между нами пролегла бездна в уровне знаний и различающемся жизненном опыте. Скоро мы сошлись на том, что каждый должен делать то, к чему приспособлен.

     Тем не менее, он не терял надежды хотя бы выработать систему, позволяющую водить небесную машину по заранее составленной инструкции. И вроде выходило, что это возможно. Моих знаний арифметики вполне хватало для того, чтобы читать цифры из тетради и, глядя на хронометр, удерживать пузырёк воздуха на нужной отметке внутри стеклянного шара. Я мог правильно обращаться с картой звёздного неба и ориентироваться по ней в пространстве. Это позволяло выполнять обязанности рулевого и направлять небесную машину к нашей цели.