Последний сейм Речи Посполитой - страница 62
— Ну что, рыцарь? — услышал он позади себя негромкий голос подошедшего к нему Воины. — Крепость вывешивает белый флаг и мечтает о капитуляции?
— Старые фокусы для уловления легковерных, — ответил Север тем же тоном.
— Ты недурно маскируешь любовные карты, еще, чего доброго, скажешь: ва-банк!
— Если бы меня манил выигрыш... — улыбнулся Север апатично.
— Ну а как устраиваются твои дела здесь, в Гродно? — заговорил Воина на другую тему.
— Болтаюсь как неприкаянный. Как знаешь, был я в сейме, был сегодня у короля, был даже у Сиверса. Гляжу, слушаю, взвешиваю и начинаю думать, что или я не совсем в своем уме, или окружающие.
— Почему так? Разреши узнать.
— Сам знаешь лучше меня, — проговорил Заремба печально. — А ко всему вдобавок час тому назад я видел почти всю Речь Посполитую у ног Сиверса. Но я поженил свое отчаяние с надеждой и этим спасаю свои чувства.
— Не время и не место разговаривать здесь на эту тему, — заметил осторожно Воина.
— Этим все отвертываются от того, чтобы смотреть правде в глаза.
— Может быть, и лучше не видеть ее. Как находишь пикник?
— Невыносимо скучным. По крайней мере для меня.
— Ты прав, хотя фон Блюм и его соратники не жалеют труда и расходов, чтобы сделать пикник действительно идиллическим.
— Значит, мы развлекаемся за счет их самоотверженного великодушия.
— Князь Цицианов, Блюм, Арсеньев и другие рыцари того же ордена пожелали отблагодарить все польское общество за непрерывные балы и ассамблеи.
— Какие добрые! Ничего, в убытке не останутся; вернется им сторицей. Блюм имеет в этом уже недурной опыт.
Север рассказал Воине историю с Карпинским. Воина не принял ее слишком горячо к сердцу, а лишь, подперев подбородок золотым набалдашником тросточки, заметил язвительно:
— Из этого вывод, что Блюм — «активный гражданин», — так называют роялисты якобинцев и воришек. А где-то сказано: «Кто не дерет шкуры с ближнего, с того самого будет содрана шкура». Не знаю, верно ли цитирую, надо будет спросить у епископа Коссаковского. Пойдем, однако, отдать должные по чести пани Ожаровской.
Дорогу им преградила панна Тереня, накинувшаяся сразу на Зарембу.
— Так это вы меня опекаете? — воскликнула она с комическим упреком.
— Я вынужден был отступить перед капитанским чином. Куда мне равняться с фон Блюмом.
— Ага, теперь я знаю, откуда ветер дует! Сейчас скажу Изе, как вы ко мне нежны!
Сделала комический реверанс и убежала.
— Жаль беднягу Марцина, если принимает ее всерьез! У нее в голове только забавы да амуры.
— Все одинаковы, — прошипел Воина со злобой. — Я все больше преклоняюсь перед мудростью Магомета. Это единственный из мудрецов, который понял природу женщины и дал ей то, что ей было нужно: тюрьму гарема и виселицу в перспективе. Женщина — прекраснейшее создание природы, но, к сожалению, в такой же степени неудачное.
— Пан Воина опять что-то клевещет на женщин, — засмеялась Ожаровская, подходя к ним, окруженная свитой дам и молодых людей, штатских и военных.
— Напротив, я как раз сейчас восхвалял Магомета и радости гаремов.
— Так вы ненавидите женщин? — спросила графиня Камелли.
— С горя, что не могу их всех сразу любить!
— За такую ненависть он должен быть приговорен к пожизненному супружеству.
— Помилуйте, наказание чересчур жестокое! — воскликнул какой-то щеголь в полосатом фраке.
— Ужасно скучное и к тому же неостроумное! — решил один из братьев Кротовских.
— Вы в самом деле восхваляете гарем? — приставала княжна Четвертынская.
— Я люблю привилегии, которые могу поддерживать хлыстом и лаской! — иронизировал Север, пуская в ход уже, по своему обыкновению, такие ракеты каламбуров и злых острот, что все кругом хохотали, несмотря на прозрачно скрытые в них колкости.
Иза, приблизившись к Северу, шепнула ему:
— Я бы хотела уехать поскорее и незаметно.
— Жду твоего мановения!
Когда она отошла, он подозвал Сташека, который что-то слишком усердно хозяйничал у зеленого фургона, где находились запасы, привезенные офицерами.
— Скажи Мацюсю, чтобы был готов каждую минуту!
— А ведь еще, пан поручик... — он посмотрел с горестью на бочонки, — должна быть иллюминация... еще...