Последний снег - страница 18

стр.

— Возьми сумку, — сказала Аня. — Как приедешь, иди к Сазоновой Анастасии Васильевне. Скажешь: привез лекарство, Аня скоро будет. Если там еще сидит Зоя…

Автобус, зазывая, тяжело взял с места, покатил. Аня побежала рядом, глядя на Федора, который тоже смотрел на нее — выжидательно. Аня молчала, словно забыла о том, что хотела еще сказать.

— Понял, все понял! — крикнул Федор. — Все сделаю.

Федор все понял, больше того — он не просто понял и покорился неожиданному случаю, когда ничего не остается, как ехать одному в неизвестное село к незнакомым людям, а он почувствовал горячую силу, которая заставила его повторить про себя: «Все сделаю».

Плотный, гладкий мужчина беспокойно заерзал на сиденье, косился, вроде бы намекая, что ему надоело видеть Федора нависшим над ним. Федор оторвался от окна, выпрямился, сколько мог — сзади давили на спину. Сумочку Ани он держал на весу, сторожа ее глазами, опасаясь, как бы она не ударилась о твердое. Он хоть и представлял, какие они, ампулы, но сейчас воображение рисовало их такими прозрачными и слабыми, до того не способными выдержать даже малейшие толчки, что Федор пружинил ногами, когда автобус трясло.

Постепенно он приспособился ехать, находя в этих мгновенных, опережающих толчки приседаниях какое-то странное удовольствие. Он даже не замечал, что начинает раздражать очкастого, который то и дело вскидывал голову, пытаясь поймать взгляд Федора. Окончательно усвоив движения, оберегающие сумочку, Федор наконец смог посмотреть в окно.

Свет солнца сделался золотым, в нем не чувствовалось зноя, гасящего краски. Земля, дышащая благодатной сытостью, не скупилась на запахи, шедшие так густо, что их слышно было в автобусе.

Вдруг за спиной возникла возня. Федор потерял равновесие, взмахнул рукой, в которой была сумочка, взмахнул и похолодел, хватаясь другой рукой за плечо очкастого.

— Потише! — процедил мужчина.

— Толкаются… — оправдываясь, сказал Федор и перевел дыхание. Сумочкой, слава богу, он ничего твердого не задел.

— Оплачивайте за проезд, граждане!..

Услыхав голос кондукторши, Федор торопливо, боясь снова качнуться вперед, похлопал себя по карманам белых джинсов, хотя знал: денег в эти карманы он никогда не кладет. Брюки в обтяжку, из них трудно доставать.

— А сколько надо? — спросил он, миролюбиво взглянув на очкастого.

— Если до конца — полтину, — неохотно ответил тот.

Кондукторша уже трясла Федора за плечо. Федор приготовился к худшему и все-таки попробовал улыбнуться, когда кондукторша, краснея от натуги, повторила:

— Билет, говорю, бери. Оглох, что ли?

— Подождите, поищу… — сказал Федор. — Я куртку девушке отдал, а ехать не думал…

— Ищи, ищи, — с подозрительной усмешкой проговорила кондукторша. — Знаю я таких. Деньги на машину копят, бесплатно ездют.

Одна надежда оставалась у Федора: сумочка Ани. Переборов неловкость, он с трудом нащупал замочек, раскрыл сумочку. Словно совершая преступление, он стал перебирать содержимое, добрался до дна и обрадовался: блеснула мелочь. Он выскреб монеты, чувствуя, что кондукторша не спускает с него глаз, стал считать: набралось тридцать две копейки.

— Тридцать две всего, — растерянно сказал он. — А мне до конца.

— Ничего, сойдешь там, докуда платишь… У лесхоза.

— Да вы понимаете…

— Нечего без денег садиться, — отрезала кондукторша. — Да еще с чужой сумкой.

— Человек вот может подтвердить — куртку я девушке оставил, — усмиряя срывающийся голос, проговорил Федор, кивнул на мужчину в очках.

Мужчина смотрел прямо перед собой. Да и кондукторше, уверенной в своем всевластии, напоминание о свидетеле только разожгло самолюбие. И Федор быстро, чтобы опередить ее, готовую еще раз унизить его, сказал:

— Когда вернусь назад, я вам червонец занесу, вы только скажите — куда. Я повторяю: куртку оставил, а денег в ней три с лишним сотни.

— Нет, вы поглядите на него! — вытаращила она глаза. — Мильонер отыскался! Издеваться вздумал… Костя! — Крикнула она, распаляя себя. — Костя, останови машину!

— Ну я за него заплачу, что вы базарите, — вмешался кто-то сзади. — Ехать же надо.

— Нет уж, если на то пошло, — кондукторша задыхалась от злости. — Ни стыда, ни совести у человека…