Последний заезд - страница 25
– Sabe, amigo?[23]
– Смекаю. – Я мигнул в ответ. Я помаленьку осваивался в новом мире.
– У моей семьи из Айдахо здесь в лагере вигвам, – сказал Сандаун.
Я воспринял это как приглашение и поблагодарил его. Джордж приложил палец к губам и пошел на цыпочках.
Луиза, видимо, влезла на свой насест по тележному колесу – сверху ей лучше было видно. Фургон «Дикого Запада» переехал на главную дорогу. Труппа раскинула свои сети в тени большого клена, и в них уже попалось изрядно пешеходов. Увлеченная зрелищем, Луиза вытягивала шею. Мне трудно было понять, почему женщина таких достоинств карабкается по колесу телеги с навозом только для того, чтобы посмотреть на лысую гориллу, играющую мускулами. Но тут увидел, что мускулами никто не играет: смотрит она на женщину с оранжевыми волосами. Леди О’Грейди сняла свой ковбойский костюм и, оставшись только в марле и бусах, исполняла египетский танец живота, а зазывала на флейте играл ей змеиную музыку. Луиза даже не заметила, что мы пришли. Когда Джордж сказал шепотом: «Ай-ай-ай, баловница», я думал, она прямо выскочит из своих голубых башмачков.
– Никогда так не делай! И вы тоже. Когда девушка смотрит на безволосого монстра.
Джордж рассмеялся.
– Ну да, на монстра, рассказывай. Ты смотришь на похабный танец, новые фигуры хочешь перенять. Я вовремя подошел – хорошим девочкам не годится смотреть на такие неприличные зрелища.
– Я специально влезла, чтобы смотреть, лицемер несчастный. Хочу смотреть и буду смотреть, и замолчи.
– Ага, хочешь смотреть и будешь? – Он отвязал поводья от тележной спицы. – Держись-ка лучше за хвост на том конце, глазастая, потому что я увожу тебя от этого неприличия.
– Никуда ты меня не увозишь, нигер! Довольно ты меня повозил по своей дорожке.
– Не вздумай соскакивать, грешница. Конь мой – семнадцать ладоней в седле, а где ты сидишь – еще выше.
Луиза пошипела и поворчала – кто он такой, чтобы говорить про неприличия! Никчемный ковбой не первой молодости, и седло такое, как будто его вытащили со свалки. Потом она вспомнила, что он говорил насчет роста мерина: семнадцать ладоней – солидная высота, если для приземления нет ничего пружинистей этих голубых башмачков, – вспомнила, смирилась, скрестила руки. Ехала в каменном молчании, пока не увидела, куда мы направляемся. Тогда она схватилась-таки за хвост.
– Индейская стоянка! Ты беспокоишься, что на меня нехорошо повлияет белая дама с желейным танцем, а сам хочешь затащить меня на вонючую индейскую стоянку? Лучше ничего не придумал? Я эту конскую ручку начисто оторву, если повезешь меня к своим горластым дикарям.
– Луиза! – изумленно воскликнул Джордж. – Как это невежливо с твоей стороны…
Конь остановился как по команде, кося глазом. Луиза сидела с неприступным видом, одной рукой держа хвост, в другой – веер. Обмахивая лицо, она повернулась к Сандауну:
– Извините, мистер Джексон. Я не хотела сказать «дикарям». И «вонючим» и «горластым» – тоже. Но согласитесь, что для носа и ушей эти вигвамы – тяжелое испытание.
– Луи-и-за! – Джордж был скандализован. – Даме не пристало так себя вести. У нас двадцатый век.
Луиза заработала веером быстрее:
– А по мне, там пахнет, как в восемнадцатом.
– Ты его еще застала? – поддел ее Джордж, двигая бровями вверх и вниз.
Луиза сидела разгневанная. И не смягчилась, даже когда в роли примирителя выступил Сандаун:
– Можно проехать по речной тропинке.
– Правильно, – сказал Джордж. – Она минует вигвамы.
– Знаю, я уже на ней бывала, если помнишь…
Они продолжали ее уламывать. В конце концов она подняла руки в знак капитуляции – отпустила хвост. Джордж провел мерина через ворота, а оттуда пошел напрямик, минуя вигвамы. Он насвистывал в такт шагам. Он заметно успокоился. Не мог же он оставить такой экзотический цветок без ухода.
Я тоже почувствовал облегчение. Кольцо вигвамов выглядело угрожающе, как наконечники стрел, нацеленные в небо. Вигвамов, конечно, было не так много, как теперь, но выглядели они разнообразнее. Всевозможных форм и размеров – некоторые еще крыты шкурами животных, некоторые шкуры еще воняют прогорклым жиром и обсижены мухами. Смешение племен и кланов не сумело договориться об одном центральном костре, поэтому воздух между жилищами был насыщен дымом сотен очагов в земле, где готовилась еда. В дымной мгле блуждали жены и девушки, туристы и дети, собаки и лошади. Мужчины сидели на корточках в любом пятачке тени, какую смогли найти, барабанили, пели и пили. Солнце палило.