Последний звонок. Том 2 - страница 32

стр.

— Я ее бросил. Ну, как бросил… Просто в один прекрасный день понял, что она тянет меня назад. Я хочу идти дальше, а ей и тут отлично. Понял, что она не изменится, и я тоже не изменюсь. Объяснил ей это и ушел.

— А она?

— А она вбила себе в голову, что у меня другая девушка. Люди, в большинстве своем, боятся понимания, что человек может уйти в никуда. Им проще думать, что он уходит к кому-то.

— Я много раз уходила в никуда. Это больно.

— Знаю. Мне тогда тоже было больно. Но у меня была цель, и я в нее верил.

— У меня нет цели.

— Как это — нет? А Хомура Акэми?

— Хомура преобразилась, чтобы спасти мир от вселенского зла.

— И ты преобразишься и спасешь, — серьезно пообещал Саша.

— Ну да. Начнем с угона — а потом как преобразимся!

Помотал головой:

— Угон — мое решение. Ты не ведала, что творишь, с тебя взятки гладки. И, если абстрагироваться от того, что это угон, — ты просто сумасшедшую вещь сотворила. На моей памяти, так договариваться с электроникой никто не умел. А память у меня хорошая. Ты — круче всех. Честно.

Я почувствовала, что краснею. Опустила голову.

— Были бы средства, — закончил Саша, — цель появится. Кивнул на чашку в моих руках, почти полную. — Пей давай. Зря я, что ли, старался?

Глава 87

Юля

Когда я проснулась, телефон показывал 13:20. Ни разу, по-моему, так поздно не просыпалась. В будни — понятно, школа. Хочешь не хочешь, вставать надо. А в субботу я просто так подрывалась, в те же семь утра. Вскакивала каждый раз в дурацкой надежде, что мама вчера не напилась — хотя видела накануне, как она сидит, уставившись потухшим взглядом в телек или в комп. Бутылку мама прятала за диванной подушкой. Разбавляла апельсиновым соком — типа, сок пьет. Хотя я даже маленькая знала, что в стакане не сок. И она знала, что я знаю. Что пятница — святое дело, и лучше маму не трогать. Но все равно зачем-то прятала.

Мама даже бутылки приносила домой только в пятницу. Специально сумку большую купила, чтобы бутылка помещалась. Чтобы, если купит раньше, я ее не разбила и не выкинула — когда маленькой была, случалось такое. Тогда я еще пыталась с мамой бороться. Потом поняла, что только хуже делаю — хотя, казалось бы, куда еще-то хуже. То есть, мама меня никогда не била, не ругалась — ничего такого из передачи «Проблемы подросткового возраста» не было. Она кричала-то на меня только трезвая, пьяная — никогда. Но лучше бы, — я иногда думала, — била и ругалась.

Одна дурочка в классе рассказывала, я случайно подслушала: «Посрались вчера с матерью — пипец! Она мне — по заднице, я — от нее! А как отец за ремень схватился, так сама же первая заступилась. Посидели на кухне, поревели, да и нормально…»

Вот, честное слово, я бы полжизни отдала за такое «нормально»! За «посидели, поревели».

Наверное, беда в том, что я не умею реветь. Никогда у меня это не получалось, даже в детстве. А может, беда в том, что у меня нет отца. То есть, мамин принц — Дмитрий Владимирович — существует, конечно, но тут, как в соцсетях пишут, «все сложно». Потому что у него существуют еще жена — яркая тетка-блонди, из тех, кому ни выпендриваться, ни прихорашиваться не надо, мужики сами к ногам падают — и сын, тот противный пацан. А мама умеет плакать. Так что лучше бы она меня била.

В общем, по субботам я почему-то всегда в семь утра вскакивала. Шла к маминой комнате — уже зная, что увижу, но все равно на что-то надеясь. Что мама заорет: «Я тебя люблю!» и на шею бросится?.. Нет. Что она окажется посреди комнаты в свадебном платье, а рядом — принц? Который мой папа? Тоже нет. Не знаю, на что я надеялась.

Что мамы в комнате не окажется, наверное. Что она на кухне и завтрак готовит. Как обычно, как в будни. Насыпала мне в тарелку хлопьев и молоко в микроволновке греет. «Юль, ну ты скоро? В школу опоздаешь!»

Только по субботам нет школы. По субботам — сбившееся в уголке дивана мамино тело и недопитый стакан с «соком» на полу.

Мама съеживалась так, будто хотела навсегда из мира исчезнуть. Я знала, что она не встанет до обеда. Если позвонит дедушка, надо сказать, что мама в ванной… Я все это знала, но все равно подрывалась с глупой надеждой. Каждую субботу — в семь утра.