Последний звонок. Том 2 - страница 51

Наверное, Эля думала, что помогает мне пережить этот вечер. По факту, без нее было бы легче. Дима не звонил, Костик, кажется, добрался до учебников химии, а мы с Элеонорой сходили с ума в соседней комнате.

Она включила телевизор, перещелкнула несколько каналов и тут же выключила. Попыталась вытащить меня на балкон курить. Я сдалась, и мы вышли. Стояли на балконе, глядя на погружающийся в сумрак двор.

— А ты разве не курила? — спросила Элеонора.

— Ну… Давно.

— И что, не тянет совсем?

— Да нет. Ну, так, иногда, под настроение. Редко.

Из таких вот разговоров ни о чем состоял вечер. Напряжение чувствовалось такое, что, казалось, вот-вот что-то разобьется, от одного случайного прикосновения.

Мой телефон лежал в комнате на столе, я то и дело проверяла его — нет, ни звонка, ни сообщения. Однако когда Элеонора ушла в туалет, я обнаружила, что телефон пропал вместе с ней. Это уже было слишком.

Я решительно подошла к двери туалета и уже занесла кулак, чтобы грозно постучать, как вдруг изнутри послышалось что-то, подозрительно похожее на всхлип. Рука опустилась.

— Эля, ты чего? — шепотом произнесла я.

Несколько секунд было тихо. Потом дверь открылась. Эля стояла передо мной, открывала рот и не могла произнести ни слова.

— Ты зачем мой телефон схватила? — спросила я, не придумав ничего умнее.

— Самолет разбился.

Сначала мне показалось, что меня обливают расплавленным свинцом. Потом — очень медленно — начал доходить смысл слов. Я повторяла и повторяла их про себя. Два слова, которые никак не желали означать что-либо иное.

— Самолет. Разбился, — повторила я.

Элеонора прерывисто вдохнула:

— Я, пока ехала сюда, по радио услышала. Про московский рейс — что потеряли связь, что падает… Ты как сказала, что в Москву полетели, я… Все надеялась, что там вырулят как-то. Не хотела, чтоб ты волновалась. Прости.

Сквозь туман, окутавший меня, я сообразила, что Эля мне что-то пихает. Телефон. Свой. Какие-то буквы, расплывающиеся, пляшущие перед глазами.

— Может, он…

— Жанн, там список погибших.

Я и сама уже видела, усилием воли поймала упрямые строки. А в следующий миг телефон у меня отобрали.

— Брик Борис Вадимович, Шибаева Мария Вениаминовна, Семенов Дмитрий Владимирович, — произнес бесстрастный голос моего сына. — Досадно… Что ж, по крайней мере, я сузил круг поиска. Москва. Не задерживаюсь. Соболезную. Надеюсь, ребенок-вундеркинд немного скрасит вам горечь потери.

Телефон выпал из руки Костика. Он покачнулся, содрогнулся и замер. Потом — завизжал, схватившись за голову. За первым, безмолвным криком последовал второй.

— Папа! — кричал Костя. — Папа, папочка!

Упав на колени, он стукнул кулаком телефон, принесший весть, и тот отлетел куда-то в сторону. Я присела рядом, прижала к себе сына. Секунду спустя около нас опустилась Элеонора. Она прикрыла за собой дверь, и мы оказались в темноте. Я смотрела в сторону кухни. Телефон залетел под холодильник, экран все еще светился. Я видела краешек этого свечения, и мне оно почему-то казалось очень важным.

Когда экран погас, во тьму погрузился весь мир.

Просыпаться не хотелось. Хотелось завернуться в одеяло, нырнуть глубже в сон и оставаться там, пока тело не подготовится к принятию души. Все было как в далеком детстве, когда я часто болел, с неизменными температурами и кашлем до одышки. Под утро мне снились яркие, волшебные сны. Но как только я разлеплял веки, мне будто приходилось забираться в старый, грязный, тесный скафандр. Сначала я ощущал, что нос не дышит, потом — что глаза уже устали, хотя я только проснулся, и голова раскалывается. «Все еще болею», — с грустью думал я, ведь, ложась спать, надеялся, что проснусь здоровым. А потом я вспоминал, что после выздоровления меня ждет школа, и не хотел выздоравливать. Хотел вернуться в ускользающий сон и оставаться там как можно дольше.

Одеяла не было. Не было и подушки. Я лежал в одежде на чем-то жестком и дрожал от холода. Во сне было определенно лучше: никаких ощущений. Ни холода, ни боли в груди и всем теле. Боль изматывающая, убивающая. И жажда, испепеляющая жажда довершала букет.