Последний звонок. Том 2 - страница 70

Я молчал. Миг назад жизнь казалась налаженной, несмотря на хаос и кошмар, творящиеся вокруг. Теперь хаос проникал внутрь, сжимал сердце ледяными щупальцами.

— Вы как это здание. — Разрушитель показал на больницу, к которой я сидел спиной. — Оно тоже когда-то служило людям и спасало жизни, но вот теперь — стоит пустое, никому не нужное, занимает место в мире. Место, на котором мог быть жилой дом, завод, торговый центр, парк. Но для этого нужно разрушить то, чем это здание было раньше, сломать его и построить заново. Вам кажется, что вы уже достаточно прозрели с тех пор, как началась эта история. Что вы уже достаточно изменились, достаточно вынесли. Нет, Дмитрий Владимирович, не достаточно. Мы здесь не блокбастер снимаем, который заставит зрителя жрать попкорн без остановки, глядя, как красивый хлыщ в модном костюме спасает красотку. И не пишем сказочку для подростков-задротов о том, что, наполучав по роже, можно достать с неба звезду. Если где-то там, в глубине ваших гниющих мозгов, еще может случиться проблеск, то сейчас самое время. Осознайте, что все то, чем вы старались быть всю свою жизнь, — дерьмо. Все, что вы в себе пестовали, — гроша ломанного не стоит. Человек, жертвующий миром во имя эрекции, — не герой, и вообще не человек, а животное. Вы подписываете приговор запутавшемуся ребенку только потому, что этого ребенка нельзя поиметь!

Последние слова он прокричал, и эхо донесло до меня отголосок. Потом, в тишине, я различал лишь тяжелое дыхание Николая Васильевича.

— Я не буду вас убивать, Дмитрий Владимирович, — проговорил он вполголоса. — Если хотите — забирайте «скорую» и летите искать свою драгоценную Марию. Но если вы хоть что-то сейчас поняли, то смиритесь: Мария — кусок мяса, живущий лишь для того, чтобы заставить Юлю уничтожить мир. Мне жаль, что так вышло. Я понимаю вашу ненависть к девчонке, от которой вы не видели ничего хорошего. Но вот такая уж дерьмовая история нам досталась.

Николай Васильевич развернулся и ушел. Просто исчез — быстро, бесшумно, не прощаясь.

Я встал. Колени тряслись, руки — тоже. Что-то внутри колотилось в истерике, вопило, жаждало возражать, спорить. Но слов не находилось.

Я любил Юлю. Я хотел ей помочь. Ровно до тех пор, пока она не стала проблемой. Пока не потребовалось сделать выбор. Ведь первый раз я предал ее еще тогда, на пути в аэропорт, когда согласился сдать ее Исследователю, чтобы спасти семью.

— Но как же можно иначе? — шептал я, глядя под ноги. Ноги сами собой куда-то шли. Будто они знали, «как».

Николая Васильевича я нагнал у ворот.

— Все люди так живут! И это нормально — мыслить так!

Он повернулся ко мне. Лица я снова не видел — весь мир погрузился во тьму.

— А я не говорил, что весь мир — лучше вас. Он еще хуже. Однако существенная его часть поклоняется мужику, который позволит приколотить себя к кресту во имя человечества, вместо того чтобы сбежать и трахать Марию за сараем. Вы прибежали, чтобы рассказать, что я не прав?

— Нет. — Я подошел к левой двери, толкнув его плечом. — Я пришел, чтобы сказать: «Мне нужны ключи».

— Ключи? — В спокойном голосе прорезалось удивление.

— Хочу погонять с мигалкой. Мы ведь торопимся? На скорости я легче перевариваю перемены.

Пару секунд спустя в воздухе что-то мелькнуло. Я поднял руку, поймал ключ с брелоком.

— Наслаждайтесь, Дмитрий Владимирович. Рад, что вы все еще с нами.

Не надо нам было в это казино переться. Вот, я как сердцем чуял — не надо! Да только кто меня слушал. Кай решил — стало быть, едем.

— Витек, — говорит, — уймись. Это тебя с похмела колбасит. Все нормально будет.

И оно, в самом деле, поначалу-то нормально шло.

В этот раз мы в другое казино поехали. В смысле, к другому хозяину. Не к тому, чьи вчерашние два. Игорный бизнес в Москве, если крупняк брать, между двумя хозяевами распилен. Одного — Грека — мы как раз вчера навестили, он из недавно поднявшихся. А второй — Арсен — тот мужик серьезный, еще при советской власти валютой барыжил. Пока они с Греком бизнес делили, народу, по слухам, полегло немало. Мы-то тогда далеко отсюда терлись, я об их разборках и знать не знал — это Каю до всего дело есть. Кто, куда, под кем ходит, и какую с этого выгоду поиметь можно. То есть, Кай-то одиночка, всю дорогу сам себе хозяин, но нос всегда по ветру держит — оттого, мыслю, мы с ним и живы до сих пор.