Последняя орбита - страница 9

Близился вечер. Все вокруг покрывалось едва уловимой дым­кой то ли надвигался туман, то ли смеркалось. Лес затихал, темнел. Павел бродил долго, пока не загудели ноги. С удоволь­ствием дышал прохладным, настоянным на смоле и травах ноч­ным воздухом. Вернулся домой, когда до рассвета оставалось часа два-три.

Он не сразу зажег свет, а какое-то время постоял у открытого окна. На западе, там, где село солнце, все еще светилась бледная полоска, будто небо в эту короткую летнюю ночь совсем не со­биралось темнеть, хранило мостик между вчерашним и новым днем. И солнце вскоре взойдет. Таков закон. Здесь, на Земле. Ведь для него, космонавта Гущи, наступает время, когда солнце не бу­дет ни заходить, ни всходить...

Незнакомая ранее печаль встревожила сердце. Еще не поки­нув Землю, Павел неожиданно для себя переживал близкое рас­ставание с ней. А что будет там, в пространстве? Он закрыл окно. Спать не хотелось, и Павел стал искать, чем бы заняться, чтобы в голову не лезло лишнее. Но тут в дверь постучали. Можно было, не сходя с места, отдать приказ автомату, и тот открыл бы двери перед поздним гостем. Но Павел был рад визитеру и поспешил в прихожую.

— Войдите!

Это был Бурмаков.

— Не пеняйте, что я несвоевременно, — начал он оправды­ваться, переступив порог. — Но по себе знаю — вам сегодня не до сна. Да и повидаться хочется. Завтра буду очень занят...

— Очень вам рад, — Павел действительно лучшего посетите­ля и не ожидал. — Вы проходите, проходите, прошу вас.

— В общем, если не возражаете, — сказал Бурмаков, — то я за вами. Нет, нет, семья тоже не спит. Поедем ко мне, кое-что обсудим. Это близко. Сегодня как раз окончательно утвержден маршрут, высказаны новые предложения о составе экспеди­ции.

— Я готов. — И сердце Павла, которое не реагировало на са­мые большие нагрузки, вдруг зачастило.

Бурмаков жил с семьей тоже в лесу, в похожем коттедже, только двухэтажном. Рабочий кабинет был под самым потолком и имел отдельный выход.

— Сначала дела, а потом познакомлю вас со своими, — пока­зывая на кабину лифта рядом с лестницей, он улыбнулся: — На­верное, это единственный вид технического прогресса, который я не хочу признавать, если, конечно, не очень высоко взбираться. И то время жалею, а не ноги.

Они поднялись в просторный уютный холл. Степан Василь­евич подвел Павла к столу, заваленному бумагами, чертежами, схемами.

— Разбирайтесь, если получится. Я сейчас.

Павел посмотрел, подумал, что в таком хаосе и сам хозяин, видимо, концов не найдет, и не стал копаться, потому что не пред­ставлял, что искать. А кабинет ему понравился. Настоящий каби­нет ученого-непоседы, космического бродяги.

На стенах было много картин и фотографий, в основном на космические темы. На них можно было проследить всю историю отечественной космонавтики — от первых кораблей класса «Вос­ток» и «Союз» до поздних орбитальных станций и планетолётов. Не было только снимков самого последнего корабля, «Набата». Наверное, он появится здесь тогда, когда Степан Васильевич сам побывает на нем в пространстве.

Большинство этих кораблей Павел видел в натуре, остальные в рисунках, чертежах, так что ничего нового фотографии ему не говорили. А вот снимки самого Бурмакова заинтересовали. Их было немного. В кабине космического корабля. Во время выхода в открытый космос. На Луне. Через скафандр и гермошлем мно­го не разглядишь. И Павел попытался представить себе Степа­на Васильевича в тех необычных условиях. Высокий, сильный, стройный, он на фоне пустынных лунных пейзажей выглядел настоящим великаном. Да, впрочем, так оно и было. Человек, который свободно ходит по чужой планете, не может не быть величественным, мощным, умным. А Бурмаков пробыл на Луне только во время последнего полета три недели. Но он не был там экскурсантом. В глубоком кратере Моря дождей нашел минерал, который послужил сырьем для отличного топлива двигателей «Набата». Именно поэтому и стала возможной эта экспедиция на Марс.

Пока Павел осматривался, хозяин сбегал на другую половину, предупредил жену, что придет не один. Вернувшись, сел рядом с гостем.