Последняя сказка - страница 19

стр.

– Земля! – выдохнул Двадцатый, указывая вилкой на мерцающий в темноте ржавый шар, почерневший от копоти. Рядом с ним в пустоте парило огромное зеркало – Фобос, второе Солнце, чей отблеск быт так же ярок, но не так горяч.

Внезапно обугленный шар стал расти, перед глазами изумленных зрителей из темноты возникли города-мегаполисы, словно огромные черные термитники, светящиеся тысячами разноцветных огней.

Один за другим в толпе раздались крики ужаса – все увидели, что между горящими башнями лежала безжизненная, обуглившаяся пустыня, выжженный черный пепел.

– А где луга?

– Где леса?

– И реки, и моря?

– Выкипели и высохли! – небрежно ответил Двадцатый, прыгая на одной ножке – наступил в горячий суп, – зато у нас всегда светло! У нас есть второе Солнце!

– Зачем второе? – ужаснулась толпа, с других костров стали подтягиваться все новые и новые зеваки, – ведь и единственное для всех сияет равно!

– Энергия! – многозначительно ответил молодой землянин.

– Коль света нет внутри, то и снаружи Солнца мало! – печально произнес старик, укоризненно покачав седой головой, – внутри нашей планеты, в пещерах темных и глубоких, пылает сердце храброго Неливера – источник чистейшей энергии! Он сердце здесь свое гореть оставил! Вот это истинное Солнце! Благодаря ему живет планета!

– Это мы уже проходили! – ответил Двадцатый, снова переваривая полученную информацию о вечном двигателе, – чье сердце? Что такое сердце?

– И вы, земляне, счастливы на своей мертвой Земле? – тихо спросил высокий белобрысый парень.

– Он же насквозь седой, видать, там одни неурожаи!

– Что?! – снова не понял Двадцатый, не понимая, что значит счастье.

– Покажи нам землянина! – крикнул кто-то из присутствующих, раздались одобрительные возгласы, – землянина!

– Без проблем! – услужливо ответил Двадцатый, нетерпеливо тыкая указательным пальцем в мерцающий экранчик, вскоре, прямо над костром появилось озадаченное лицо юноши с выпученными голубыми глазами и ярко-малиновыми волосами, стоящими дыбом.

– Эй, Третий! Брат! – закричал ему Двадцатый, – давай рули сюда, скот! Я тебя утилизирую!

Красноволосый парень чуть не выпал из кресла, он приблизил свое лицо вплотную к экрану и дикими глазами смотрел на окружающих. Он не замечал лиц, зато надолго запомнил кольца с камнями, золотые кубки и серебряную посуду.

– Ты... ты утилизирован? – дрожащим голосом спросил Третий, рассматривая при свете пламени довольное раскрасневшееся лицо Двадцатого, чувствуя от экрана тепло, дым костра и запах жаренного мяса, – ты... мертв?

– Да, я утилизирован! И жду тебя! – засмеялся Двадцатый, – записывай координаты, гад, и дуй сюда!

– Макс! – послышался из толпы звенящий голос Тилля, – Макс! Вот ты где!

– Внучок! Оденься – замерзнешь! – заахала подоспевшая к костру бабушка.

На этом трагическом моменте Двадцатый предпочел разорвать связь, и экран, витавший в воздухе, погас.

– Макс! Почему ты сбежал? – недоумевал Тилль.

– И блинков совсем не поел! – добавила старушка.

– Я..ээ! – начал Двадцатый, краснея, ему стало стыдно за себя – в толпе пробежал смех, – я... спешил...

Он уже хотел кинуться бабушке на шею и, рыдая, как ребенок, просить за все прощения, как, вдруг, заметил огромную зеленую когтистую лапу, тянущуюся к его прянику. К слову сказать, лапа никому не принадлежала и была протянута прямо из ночного воздуха. На одном из толстых пальцев было надето золотое кольцо с дорогим кроваво-красным камнем.

– Это частная собственность! – закричал Двадцатый и с силой ткнул в непрошенную лапу вилкой со всего плеча.

Послышался страшный рев, моментально из темноты возник огромный зеленый великан-орк во всеоружии. Он, кое-как прикрываясь обрывками мантии-невидимки, пришел на праздник полакомиться своими любимыми медовыми пряниками. Толпа бросилась врассыпную, женщины отчаянно визжали, мужчины хватились за оружие.

Что было дальше, Двадцатый не помнил – от переизбытка алкоголя в крови и внезапного испуга, его буйная голова закружилась, резвы ноги подкосились, и он грохнулся в глубокий обморок, второй и последний за тот вечер.

Очнулся он в следующий полдень, лежа на печи под тем же цветным одеялом, что и раньше. На этот раз рядом сидела добрая старушка, у ее ног терся большой, хорошо знакомый Двадцатому по пышному хвосту, рыжий кот.