Посох Богов - страница 14
Асму-Никаль в это время думала о том, как же могло случиться, что её подруга Харапсили, стала её врагом?
«Неужели безответная любовь к Алаксанду лишила её разума? А что было бы со мной, если б Алаксанду полюбил не меня, а Харапсили? Неужели возненавидела бы их? Нет. Нет.»
Потом Асму-Никаль стала мечтать, как Алаксанду увезё её в многолюдный Каниш, где они затеряются среди горожан, паломников и торговцев, а потом в Таруишу, где у Алаксанду есть дом, принадлежавший некогда его покойному отцу, а теперь перешедший ему по праву наследования. И они смогут пожениться…
За время, что Асму-Никаль предавалась размышлениям, пчела успела отведать абрикоса и улететь, кошка Эмуишер умыться и прилечь на пороге дома, а царапина на носу щенка бесследно исчезнуть.
Асму-Никаль умела лечить прикосновением рук. Этот необычный дар открылся случайно, когда однажды в детстве, она, жалея отца, сильно поранившего руку, погладила рану своей детской ладошкой. Рана затянулась на глазах.
А ещё она видела сны, странные, похожие на виденья.
Вот и последние несколько ночей подряд ей снился один и тот же сон… Она просыпалась, покрытая холодным потом, с мучительно бьющимся сердцем, и, с трудом приходя в себя, вспоминала, что ей снилось… Этот сон она знала уже наизусть.
Она видела устрашающий лик Лельвани и чёрный ритуальный нож, занесённый над неподвижным телом Алаксанду, распростёртым на жертвенном столе. Сама она находилась внутри странного кокона света, мягкого и серебристого. Свет становился всё ярче, и когда становился нестерпимым, она просыпалась.
Асму-Никаль опустила щенка на землю и тряхнула головой, отгоняя остатки воспоминаний.
Был вечер жаркого дня. В конце лета становилось прохладней лишь к ночи, когда горячее солнце опускалось за горы, и их огромные тени накрывали Хаттусу.
По двору, среди узора теней от листвы садовых деревьев, без конца сновали слуги, и от этого казалось, что тени движутся.
— Госпожа?
Субира, служанка Асму-Никаль, склонилась в поклоне.
Асму-никаль взглянула на неё и невольно прикрыла глаза. У неё закружилась голова, так похожа была служанка в своём платье небелёного льна на часть этого круговорота теней.
Субира положила на столик гребень и заколки для волос. Улыбаясь хорошо очерченными полными губами, слегка прищурив удлиннённые египетской подводкой глаза, Субира принялась расчёсывать золотистые волосы своей молодой хозяйки. Затем она заплела их в две косы, по тогдашней моде оставив одну за спиной, а другую на груди.
Субира прислуживала ещё матери Асму-Никаль, госпоже Шепсит. Вместе со своей хозяйкой она приехала из Города Белых Стен Мен-нефера, древнего Инбу-Хеджа, в тот год, когда совсем юная Шепсит, дочь знатного сановника Страны Кемт вышла замуж за хеттского офицера Тахарваиля.
Асму-Никаль, когда была ещё ребёнком, любила слушать рассказы Субиры о том, как её матушка приехала в Хатти:
— …каждый год в середине июля, когда ослабевало дыхание свирепого Сета, и, наконец, кончалось время пятидесятидневного западного ветра, иссушающего землю и озлобляющего сердца людей, в Египте отмечается возвращение Сириуса, и устраивается Новогодний праздник. Когда воды Хапи достигают самого высокого уровня и мерцают, как густое фиолетовое вино из винограда верхнеегипетских виноградников, тогда под радостные звуки египетких арф и барабанов спускают «Корабль поднимающихся вод».
В день праздника, в год, когда госпоже Шепсит исполнилось шестнадцать, отец объявил ей о предстоящем замужестве. Египет поддерживал союзные отношения с могущественной империей хеттов, поэтому хеттские военачальники и сановники брали в жёны египтянок, а царевны страны Хатти выходили замуж за сыновей фараонов.
Как хороша была госпожа Шепсит в ту пору! Воистину искрящийся самоцвет Дельты! Длинные, ниспадающие золотисто-каштановые локоны, как у Нисабы и дивный голос, звенящий подобно колокольчику на длинногрифной египетской мандолине, сводили с ума многих достойных мужей земли Кемт.
Но назначенный ей судьбою уже мчался с востока, обгоняя пыльные тучи.
Шепсит ждала его, прочитав послание на дне волшебной серебряной чаши Анубиса. Он вёз в Египет дары, полные алоэ и дорогих умащений, виссонные одежды и красный гранат — камень весеннего равноденствия. Трепеща от ожидания, в белоснежном пеплосе, с широким египетским ожерельем из ляпис-лазури на груди стояла она под пальмой, посвящённой Исиде, провожая божественного Атума. Из храма доносились звуки прославляющего богов гимна. Семь следующих один за другим гласных звуков были похожи на звуки флейты.