Посох Богов - страница 15

Она без устали стояла всю ночь, наблюдая звездопад, размышляя о безграничности звёздного неба, ожидая Назначенного Ей Судьбой.

А ранним утром, когда Хепри поднялся над Нилом, он ступил на землю Мемфиса. И имя ему было Тахарваиль.

Шепсит была красива и умна, она всегда искала не развлечений, услаждающих глаза и слух, а мудрости, утоляющей душу. Когда она появилась на свет, Исида коснулась её лба и сердца своей божественной рукой. Девочку нарекли Шепсит, что означало служение богине Исиде.

Шепсит была красива и умна….

…Умна и красива так же, как вы, госпожа Асму-Никаль, теперь, когда достигли того возраста, когда можете выйти замуж.

Первое время я, как и моя госпожа, сильно тосковала по Египту, стране премудрости и тайн, по божественным щедрым водам Хапи. Но Исида была милосердна и послала госпоже Шепсит хорошего мужа и семь прекрасных дочерей, и она перестала горевать. Перестала тосковать и я.

Лёгкая тень пробежала по бронзовому лицу служанки.

— Жаль, матушка ваша не дожила до этой поры. Как бы радовалась она, ведь её младшая дочь стала такой красавицей! Самой красивой из семи дочерей семьи Тахарваиля. А ведь и сама госпожа Шепсит славилась во всём Кеми светлой матовой кожей и тёмно-синими глазами. А волосы у вас совсем одинаковые, мягкие и с золотым драгоценным отливом цвета красного золота.

Субира убрала гребень со стола и доложила:

— Как вы приказывали, госпожа, я приготовила воду для купания.

Асму-Никаль поднялась, чтобы пойти принять ванну и переодеться. Этим вечером они с отцом ждали гостей на небольшой званый ужин в честь её дня рождения. Отец сказал, что среди приглашённых будет его старый друг, боевой товарищ, тысяченачальник Аммун со своим младшим сыном Тасмисом.

— Тасмис недавно поступил на службу во дворец офицером царской стражи, — сказал Тахарваиль, и Асму-Никаль поняла, что он собирается сосватать её.

Ведь это был уже восемнадцатый её день рождения.

Войдя в дом, Асму-Никаль заметила в полумраке прихожей полоску света из покоев её отца. Она решила заглянуть к нему, чтобы поцеловать и сказать, что скоро будет готова.

Когда девушка вошла в комнату, отец сидел в своём высоком кресле, настолько высоком, насколько полагалось человеку его положения. Царский виночерпий, склонясь над глиняной табличкой, читал пособие по верховой езде хурритского коневода Киккули, недавно переведенное на нессийский язык. Тахарваиль был прекрасным наездником, умело правил колесницей и обожал лошадей.

Ведь он был воином, старый Тахарваиль. Когда страной ещё правил Лабарна Второй, предшественник ныне правящего Мурсили Первого, Тахарваиль был молодым офицером. Вместе с Лабарной он переехал из Куссара, бывшей столицы царства, в новую столицу Хаттусу, где Лабарна взял себе новое тронное имя Хаттусили. Когда Хаттусили назначил наследником своего племянника Мурсили, Тахарваиль стал царским виночерпием. Вместе с Мурсили Первым он покорял Харрум и Хашшу, он был рядом со своим царём, когда тот двинулся на Халеб и подчинил его своей руке. Тахарваиль любил вспоминать военные походы и часто рассказывал о том, как колесницы врагов ложились разбитыми под копыта хеттских лошадей, о том, как тысячи выпущенных стрел заслоняли солнце.

Теперь он слишком стар для сражений и походов.

Когда Асму-Никаль появилась на пороге его комнаты, Тахарваиль поднял седую голову, улыбнулся и отложил глиняную табличку.

— Глядя на тебя, дочь моя, такую повзрослевшую, я невольно вспомнил ту полнолунную ночь, когда восемнадцать лет назад ты появилась свет. Такая непохожая на других дочерей Хатти…

Той ночью к нам в дом явилась Истапари, главная жрица храма Богини Каттахци-Фури. Я понял, случилось что-то важное, если главная жрица оставила Дом Богини ночью. Едва переступив порог дома, Истапари торопливо поприветствовала меня и потребовала впустить её в покои Шепсит. Я не посмел препятствовать влиятельнейшей из женщин Хатти, только поклонился почтительно и пропустил её к колыбели, где уже лежала ты, завёрнутая в тонкую льняную пелёнку.

Истапари была очень взволнована. Она подошла к колыбели, склонилась над ребёнком, и молитвенно сложив руки, что-то быстро зашептала. Я остался стоять у входа, не смея ей мешать, тем более, что ты лежала тихо и, казалось, прислушивалась к едва слышным словам Истапари.