Посреди Вселенной - страница 10

стр.

Привезли братья ёлочку. Поставили между кадцей с водой и окном, нарядили с помощью бабушек в клочья ваты, фантики от конфет, шары и орехи. Мать купила три шоколадки и тоже велела развесить.

— Ещё бы деда-мороза, — сказал Мишутка, — хотя бы папка купить догадался.

— Не купит, — заверил Бронька. — Больно дорого стоит. Копит деньги небось на корову…

Отец вернулся домой недовольный тем, что снова надо идти на делянку. Увидев ёлочку, заворчал:

— И так мало места, а тут целая деревина.

Полчаса, пока отец умывался, ел и пил холодное молоко, в комнатах дома стояла строгая тишина. Потом отец встал, поглядел с прихмурцей на ёлку.

— Покуда в делянку езжу, чтоб унести в коридор!

— Но, пап! — взмолились Бронька с Мишуткой.

— Завтра поставим, а не сегодня, — не дал продолжить отец. — Сегодня гости придут. Мешаться тут будет. Захватила полкухни. Негде шагнуть. К двенадцати буду дома. Чтобы к этому часу пол был свободный.

— А потолок? — улыбнулся Бронька.

Отец не понял.

— Что — потолок?

— Потолок тоже, что ли, свободный? — полюбопытствовал и Мишутка.

Отец принял вопрос за глупую шутку, потому ответил с усмешкой:

— Потолок хоть весь занимайте…

Возвратился отец за час до Нового года. Вместе с ним с нарядными жёнами — бригадир, комбайнер и конюх. Все весёлые, в новых валенках, тёплых пальто. Едва в кухню вошли, как навстречу, скользя колечком по строганой палке, прибитой к двум потолочным краям, поплыла по воздуху ёлка.

У гостей округлились глаза.

— Ну, Николай! — сказали отцу. — Ну да ты и шутник! Эт ты специально для нас подстроил?

Отец перевёл глаза на сынков, которые, ухватясь за тесёмки, катали ёлку под потолком, где она продвигалась с кольцом по палке.

— Да это не я! — отец мотнул головой на ребят. — Вон кто придумал. Не велел им пол занимать, дак они — потолок. Чего делать-то с ними, а? Придётся, видно, давать гостинец. Ha-ко, братья, бери! — И отец, просунув за пазуху руку, вынул оттуда носатого деда-мороза.

С головы до ног охватил ребят радостный трепет.

— А как узнал-то ты, — удивились, — что хотим деда-мороза?

— Да так и узнал, — ответил отец, — что не заметил даве его под ёлкой. А какая ёлка без деда-мороза? Стыдно такую гостям показать.

— Из-за этого ты и велел её вынести в сени?

— Ладно, братья, не будем, — смущённо промолвил отец, — вы меня, вижу, малость перехитрили.

Улыбнулся Бронька.

— А потом мы такую же ёлку на улице смастерим. На длинных-предлинных шестах. Парни будут таскать её на верёвках, а она за ними летать.

— Летать, как взаправдашний самолёт! — добавил Мишутка. — То-то будет забавно! Да-а?

— Ну ещё бы! Ещё бы! — согласен отец. — Больно будет забавно. Особенно если на эту ёлку вас обоих и посадить. Непонятно только: кто оттудова будет снимать?


ПРОСУЖАНКО


С утра Мишутка был подрасстроен. Отец не взял с собой в лес, куда отправлялся, чтобы наметить деревья для рубки.

— Братанам можно, а мне нельзя!

— Братаны большие, а ты ещё недоростыш, — объяснил отец причину отказа. — Замёрзнешь, как воробей!

В глазах у Мишутки настойчивый вызов:

— Ничего не замёрзну! Я — тёплый!

Подошёл отец к сыну. Положил на голову с хохолком большую и круглую, как блюдо, ладонь.

— Ты кто у меня? Просужанко — послушный мужик, хозяйственный. А раз так, то слушайся бабушек. Вредничать коли не будешь, гостинец из лесу привезу.

Мишутка окинул насмешливым взглядом крутой, как яблоко, подбородок отца.

— Опять, поди-ко, еловую шишку?

— Нет, — сказал, подумав, отец. — Привезу я тебе сладостей.

— От кого? От зайчика, что ли?

— Нет, Михайлушко. Не от зайчика. От рябка привезу.

Дверь, дохнув коридорной стужей, пропустила отца на волю. Мишутка руки — в карманы. Заходил по избе как барин. Всё знакомо тут, всё своё. Вон ленивый кот Васька, выгнув спину бугром, о бабушкин валенок трётся — просит тёплого молока. Вон и русская печь, из которой в трубу золотой рекой проплывают искры, дым и огонь.

— Бабушка Аня, нельзя, — показывает пальцем на пламя, — нельзя его не пускать-то туда? А то сколько добра пропадает.

— Нельзя. Дымно будет. Глазки заест.

Вскоре Мишутке ходить по избе надоело. Стал одеваться.

— Куда-а?