Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - страница 5

Конфуцианцы жили в людской гуще, не чурались мирских занятий, они не верили ни в рай, ни в ад, считали буддийские чудеса небылицами, монахов — шарлатанами и паразитами, утверждали, что только «правильное» образование и «правильное» воспитание способны сделать жизнь радостнее, ответственнее и лучше.

В то же самое время распространение конфуцианства создавало немало проблем — поколенческих, доктринальных и психологических. Ярким примером может послужить случай с видным конфуцианцем Накаэ Тодзю (1608—1648), которому ради соблюдения принципа заботы о родителях пришлось читать больной матери буддийские сутры, хотя сам он буддизм ненавидел. Поведение Накаэ вызывало похвалы со стороны его единомышленников, ибо долг перед родителями является основной жизненной ценностью[16].

Мало кто из конфуцианцев обходился без того, чтобы (хотя бы и походя) не сказать в адрес буддистов что-нибудь обидное. Особенно это касалось нравов буддийского духовенства, многие представители которого грешили нарушением заповедей. Обвинения монахов в распутстве, обжорстве и пьянстве кочевали из одного сочинения в другое, хотя, разумеется, среди последователей Будды во множестве обнаруживались и совсем другие типажи. В этом отношении критика буддистов временами напоминает инвективы клирикам в эпоху европейского Просвещения. Главной причиной критики буддистов было не столько их отклонение от буддийского же поведенческого канона, сколько их мироощущение. Поэтому само по себе творчество конфуцианцев, пусть даже и свободное от антибуддийского полемического задора, было для поклонников Будды настоящим вызовом, ибо вступало в противоречие с базовыми ценностями буддизма.

Примером может послужить представленное в этой книге сочинение «Поучение в радости» («Раккун» 楽訓), в котором самурай, сын врача и известнейший конфуцианский учёный Кайбара Экикэн (1630—1714) учит тому, как находить усладу даже в старости. Эту небольшую книгу он написал, когда ему был 81 год. Всего же его кисти принадлежит около сотни произведений разной протяжённости и направленности (краеведение, генеалогия, сельское хозяйство, медицина, педагогика и т.д.). Наибольшую известность ему принесли наставления в том, как правильно жить — заботиться о семье, общественном порядке, здоровье. Авторитет Кайбара был настолько велик, что служивший в голландской фактории немецкий врач Филипп Франц фон Зибольд (1796—1866) даже как-то назвал его «японским Аристотелем».

Произведения Кайбара пользовались популярностью ещё при жизни автора, многократно переиздавались. Подавляющее большинство из них было написано, когда автор преодолел пятидесятилетний рубеж. И это при том, что до 71 года он находился на службе у князей Курода из Фукуока (провинция Тикудзэн) на острове Кюсю. То есть Кайбара Экикэн прожил долгую жизнь, полную служебных хлопот и интеллектуальных трудов, которые отнюдь не умерили его жизнелюбия.

Невозможно даже помыслить, чтобы приверженец учения Будды осмелился бы поучать, как получать удовольствие и радость в этой жизни. По буддийскому определению, жизнь есть страдание и юдоль печали, тем более если речь заходит о старости с её неизбежными хворями. Кайбара прекрасно знал это, ибо начал своё обучение именно с буддизма и только потом перешёл к конфуцианству, которое трактует радость как изначально присущий человеку дар Неба и Земли. Если же буддисты и употребляли слово «радость», то только применительно к раю, который обозначался как «Край вечной (предельной) радости» — гокураку 極楽. Это не только радость от блаженства пребывания в идеальной среде обитания, но и радость избавления от земных страданий. В связи с этим источники доносят до нас истории жизни (или смерти?) праведников, которым был столь ненавистен этот горестный мир, что они предпочитали покончить жизнь самоубийством. Когда один такой праведник после нескольких неудачных попыток преодолел наконец свой страх и утопился в море, «тут же в небе раздалась музыка, а над морем потянулись багряные облака. Чудо! — товарищи досточтимого заплакали, благодарные слёзы капали в воду, словно вода с вёсел»