Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - страница 4

Отказ от концепции «приказа Неба» и меритократического принципа произошёл в Японии еще в VIII-IX вв.[12] Таким образом, повторное заимствование конфуцианства при Токугава имело своим источником не только Китай, но и древнюю Японию, которую олицетворял императорский двор в Киото.

Несмотря на избирательность, проявленную при заимствовании конфуцианства, именно понятийный аппарат конфуцианства являлся, наряду с «путём самурая», основной идеологической опорой режима. Но если бусидо фрагментировал общество, ибо только рожденный самураем мог практиковать «путь воина», то конфуцианство служило «скрепой» для всего социума.

Каковы же были причины того, что буддизм стал терять свои позиции при Токугава? В глазах правящей элиты он сильно скомпрометировал себя. Находясь всё время под покровительством государства, буддийская церковь создала в результате свои собственные мощные и богатые институты, огромные монастыри выступали в качестве самостоятельной силы, принимали активное участие в политической и военной борьбе во время эпохи усобиц. В связи с этим новая власть сделала всё возможное, чтобы уменьшить влиятельность буддийской церкви, лишить её самостоятельности, сделать подчинённой частью государственного организма. Бродячие проповедники конфуцианства не встречали препятствия со стороны властей, монахам же не разрешалась вести проповедь вне пределов своих храмов.

Охлаждение по отношению к буддизму объяснялось не только чисто политическими обстоятельствами. Многие первые приверженцы неоконфуцианства были изначально дзэнскими монахами (Фудзивара Сэйка, 1561—1619; Судзуки Сёсан, 1579—1655; Ямадзаки Ансай, 1618—1682), привычными к рассуждениям на самые разные темы[13]. Они хорошо знали «слабые» места буддийского вероучения и внесли свой вклад в его дискредитацию. Конфуцианцы сочиняли диалоги, в которых полемизировали с буддистами и всегда, естественно, выходили победителями в споре. В древней Японии самым известным текстом, действующие лица которого препираются по поводу того, какое вероучение лучше, было сочинение знаменитого и прикормленного властью буддийского монаха Кукая (774—835) под названием «Три учения указывают и направляют» («Санго сиики»), где описан спор трёх воображаемых оппонентов, представляющих буддизм, конфуцианство и даосизм[14]. В этом споре побеждает буддист, но то было во времена, когда буддизм пользовался почти безоговорочной поддержкой государства. Теперь же весь строй мысли, понятийный аппарат и образ жизни приверженцев учения Будды не соответствовали новым общественным веяниям, настрою на созидательную и жизнеутверждающую деятельность и потому вызывали критику с самых разных сторон[15].

Взывая к личному спасению и просветлению, буддийские чудотворцы не смогли обеспечить спокойной общественной жизни, по которой так истосковались японцы за время войн. Их главным требованием сделалось установление порядка и поддержание социального мира, то есть то, о чём два тысячелетия подряд размышляли конфуцианские умы. «Образцовые» буддисты считали жизнь грехом и предуготовлением к потусторонней доле, они твердили о неизбежной деградации мира, ухудшении нравов, бежали от соблазнов в горные обители, не заводили семьи. Производительный труд не входил в число главных добродетелей последователя Будды, получение подаяния было частью монашеского стиля жизни. Над последователями амидаизма издевались за их убеждение, что не подкреплённая добрыми делами формула «Славься, будда Амида!» способна вознести их в рай. Такие же насмешки навлекали на себя и последователи Нитирэна (1222—1282), фанатично веровавшие в спасительную силу «Сутры лотоса». Буддийская вера в кармическое воздаяние и недоступное человеческому уму предопределение также не находила отклика у конфуцианцев, полагавших, что судьба человека зависит прежде всего от правильного воспитания и образования. В связи с этим они уделяли огромное внимание педагогике.

Критика буддизма носила системный характер, в ход шли аргументы, заимствованные как у китайских конфуцианцев, так и у европейских географов и путешественников. Сами японцы редко покидали пределы страны и плохо знали окружающий архипелаг мир, но эпоха великих географических открытий сказалась и на них. Признав за европейцами первенство в деле обследования земного пространства и согласившись с ними, что земля имеет форму шара, японские конфуцианцы вопрошали буддистов: и где же находится ваша гора Сумеру, которую вы выдаёте за центр мира? Европейские путешественники совершают кругосветные путешествия, они были всюду, но никто из них никогда не видел Сумеру… При таком подходе вся буддийская картина мира теряла в убедительности.