Поверженный тополь - страница 6

   И без пробежки сердце так и проламывалось сквозь ребра, воздуха не хватало, горло распирал тугой ком, челюсти сводило, топорище скользило в мокрой ладони. Издали Наташа видела, как подпрыгивает на Нюркиной спине жиденькая коса соломенного цвета, и из самого нутра тяжело поднималась вязкая горячая муть, желчью горчила на выдохе, стягивала кожу на лице, так, что обнажались зубы, застилала глаза красноватой пеленой. Может, было бы Наталье чуточку легче, если бы девчата не росли вместе. Сколько себя Наташа помнила, рядом всегда была Нюра, и это было так же естественно, как существовали на свете сопки, деревья, земля и небо, так же, как мать и отец, а потом и Петька. Сестры даже ругались между собой, сидя на скамеечке во дворе и тесно прижавшись друг к другу - потому что холодно, а вместе теплее.

   Было у сестер любимое местечко, где они шептались и секретничали - закуток в сарае Нюркиной семьи. Там, в сарае, и рассказывала Наташа Нюре о своей любви, потому что чувства так и рвались наружу, и хотелось говорить только о Митьке, какой он высокий и сильный, какие у него руки, и как он посмотрел на нее сегодня и как вчера. Не матери же о любви рассказывать, вдруг та ругаться будет! Нюра слушала сестрины откровения и широко раскрывала голубые глаза с розоватыми веками в светлых ресницах. В детстве Наташа завидовала светлым волосам и глазам, хотела себе такие же, но отец как-то раз за обедом всмотрелся в лицо дочери и довольным тоном произнес: 'В меня поперла, шельма! Ишь, глазища-то так и жгут! Красивая дочка у нас уродилась, а, Анют? А то на чертенка была похожа! Смотри у меня, а то высеку!' 'За что, батя?' - изумилась в испуге Наташа, судорожно роясь в памяти, чего такого могла наделать за полдня. 'Знаю, за что, - улыбнулся отец, и улыбка его была доброй. - За то, что красивая шибко, не то, что сестрица твоя любимая. Она супротив тебя что мышь, не видно ее'. Наталья, хоть и мечтала втайне о светлых волосах сестры, все же любила смотреться в мамино зеркальце. Нравились ей тонкие черные брови, маленький прямой нос и чуть выпяченные яркие губы. После отцовского замечания Наталье о Нюркиной тоненькой косе больше не мечталось, но все же хотелось бы иметь такую же белую кожу вместо своей, смуглой и гладкой, с едва уловимым синеватым отливом.

   Топорище скользило в запотевшей ладони, Наташа переложила топор в другую руку и вытерла ладонь об юбку. Вспомнила с досадой, как маялась от нетерпения, потому что никак не могла зазвать Нюрку в сарайчик, чтобы выплеснуть чувства к Митьке хоть словами. Нюра в сарайчик не шла, ускользала, а Наташа со своей любовью ни о чем больше не думала, а надо было - с чего это сестрица словно избегает ее? Два дня назад вечером сестры, улучив немного времени между делами, болтали около забора, а тут и Митька коров гонит с пастбища, где уже зеленела молоденькая трава. Красив Митька - высокий, длиннорукий, скуластый, улыбчивый, у Натальи аж дух зашелся, и невеста, порозовев, опустила глаза. Любимый поздоровался. Наташа подняла голову и вдруг увидела, что Митька смотрит на Нюрку, а Нюрка на него... Лицо сестрицы так и светилось розовым, а губы приоткрылись. Наталья, испугавшись чего-то, снова взглянула на Митьку, но тот уже отвернулся и погнал коров дальше. Однако в памяти ожогом отпечатался его взгляд, направленный на Нюру. 'Нюр', - окликнула Наташа севшим голосом. Та вздрогнула, взглянула на нее, еще больше покраснела и опустила голову. 'Нюр, ты чего?' - требовательно спросила Наташа, удивившись собственному хриплому, напряженному голосу. Нюрка на миг вскинула мокрые от слез глаза, резко отвернулась, так, что сильно мотнулась тонкая коса, и, закрыв лицо руками, убежала. 'Нюра, как же это, а?' - прошептала Наталья одереневевшими губами. Ноги подкосились, пришлось даже за штакетник ухватиться, чтобы не упасть.

   Прячась от сестры за выступающими углами заборов и с ненавистью глядя ей вслед, Наташа всё пыталась представить, как с размаху воткнет в спину топор, но картинка перед глазами не появлялась, будто Наташа в мыслях натыкалась на глухую, серую, непроходимую стену, и об убийстве думалось только словами. Зато перед глазами отчетливо маячило Нюркино лицо, слабо светящееся в полумраке сарая, ее блестящие глаза, когда сестры тайно шептались о своем; помнилось, как тесно они прижимались друг к другу, а потом - тяжелый запах прошлогодней соломы Митькиного коровника и сбивчивое дыхание из темноты, и торопливое перешептывание, и громкий скрип двери, которую перепуганная Наташа стыдливо прикрыла трясущейся рукой. И как тяжело было переставлять ноги, когда Наташа пыталась поскорее уйти оттуда - сначала левую ногу, потому правую...