Повесть о Хаййе ибн Йакзане - страница 9

стр.

Когда разум достигает состояния интуитивного познания, смирение становится судьбой духа и тела. Судьба имеет различные проявления и уровни, но олицетворяет смысл и ценность мудрости. Человек постигает достоверную истину, состоящую в том, что он (человек) рождается живым и что в пробуждении – его сущность. Сущность человека соответствует смыслу жизни как пробуждения, бодрствования и постоянного познания. Тогда возвращение к первичным истинам души становится вечной целью существования человека, вытекая из стремления к формированию цельной личности, единой с Абсолютом (Богом). Ибо лишь это остается, а все остальное подвержено изменению, гибели и исчезновению. Здесь находится исток обоснования Ибн Туфайлом мысли о вечности – горизонте, который показывает пределы человека и его существования, раскрывает мудрость души, ее способности и волю. Отсюда и стремление жить согласно критериям этого высокого нравственного сознания. Оно является горизонтом деятельной мудрости, порождающим и горизонт исторической судьбы для творческой личности. Это утешение мыслителя, осознавшего собственную тленность и неизбежность исчезновения. Это осознание превращается в приобщение к вечности, уравновешивающее вечный круговорот рождения и смерти.

* * *

Мы рассмотрели три сходных в цели, но отличающихся в средствах реализации примера выражения мудрости в отношении человека, общества, истории и духа. Ибн Сина, ас-Сухраварди и Ибн Туфайл каждый по-своему желали отрицания обыденного «Я», освобождения от оков бренного тела и от монотонного повторения мертвых слов прошлого. Тем самым эти мыслители привнесли свою лепту в расширение пределов философского пробуждения и воплотили взлеты и падения мусульманской цивилизации. В их позициях прослеживается развитие мудрости в рамках культурного расцвета (Ибн Сина), противостояния косности светской и религиозной власти путем индивидуального бунта (ас-Сухраварди) и поиска истинной умеренности и духовного величия (Ибн Туфайл). Все это не утрачивает своей ценности и применительно к современности. Напротив, проблема нравственного оздоровления и спасения все еще остается актуальной, ибо современный мир не перестает страдать от отсутствия согласия разума и познания, поскольку знаний у него больше, чем разума. Отсюда опасность безумия, порождаемого организованной властью силы, насилия и нетерпимости. Эта опасность, как и в эпоху Ибн Туфайла, ведет к необходимости поиска истинной гармонии и ее научного обоснования, чтобы человечество достигло больших высот мудрости.

Это не означает неизбежности цикличного повтора истории культуры, скорее, наоборот. Человек не должен вечно обретать самого себя ценой бесконечных мук борьбы за выживание. А мудрость не предполагает простого воспроизведения гомо сапиенсом даже самых прекрасных деяний!

Проф. Аль-Джанаби М.М.

P.S. от редакции

В данной антологии были сделаны следующие редакторские правки: 1) понятия «Бог», «Творец», «Создатель», «Всевышний» и т. п., в тех случаях, когда обозначали Единого Бога-Творца, были исправлены на написание с прописной буквы; 2) арабские термины, встречающиеся в тексте, были преобразованы с помощью единой системы диакритических знаков; 3) все сноски под символом * являются редакторскими.

Ибн Сина (980-1037). Трактат о Хаййе, сыне Йакзана[16]

Настойчивая просьба ваша, о братья мои, растолковать вам повесть о Хаййе, сыне Йакзана[17], сломила упорство мое в отказе, распустила узел решимости моей отговариваться да отнекиваться – вот и приходится мне подчиниться вам, оказать вам в деле сем помощь. А успех уж – от Аллаха. Как-то в бытность мою в родном краю[18] довелось мне с приятелями моими[19] отправиться в одну из окрестностей, облюбованную людьми для отдыха и прогулки[20]. Когда мы бродили вместе по округе, откуда ни возьмись появился пред нами благообразный старец. Отмеченный печатью прожитых им многотрудных лет, и в глубокой старости сохранил он свежесть совсем еще юношеских сил: в величественной осанке его не было и признака сутулости, старческая немощь не тронула его стать, седины же у него пробилось как раз столько, сколько седеющему придает только красоту