Повесть о партизане Громове - страница 18

стр.

А по деревням ходил коновал Осип Баев и рассказывал о партизанском налёте на Корнилово, прибавляя от себя, что партизан было несчётное количество…


6. Роспуск отряда. Организация подполья

Наступили холода, закружили в степи вьюги, зазмеилась на дорогах позёмка. А потом установилась тихая, морозная погода. Теперь трудно было скрывать следы после налётов на сёла, занятые белыми. Того и гляди, на партизанскую стоянку нагрянут каратели. Надо было что-то предпринимать. Но что?.. что?.. Двинуться в глухую тайгу? Но как без связей организовать жизнь в лесу? Упрятаться по заимкам до весны? Это тоже не выход. Бездействие — хуже любой опасности.

Громов долго раздумывал, как поступить, и, наконец, собрав всех партизан, сообщил о своём решении:

— Зима для партизан — хуже злой мачехи. Выживет нас отсюда, в руки белякам выдаст. Вот я и надумал: надо нам расходиться по сёлам до весны…

— Это как же так, Игнат Владимирович?! — возмутился Егор Корнеев. — Будем, значит, на печи отлёживаться, а беляки — хозяйничать в наших домах?..

— Отлёживаться на печи не придётся, — сурово заметил Громов. — Действовать будем. Первая подпольная конференция большевиков решила готовить общесибирское восстание против белогвардейского правительства. Вот и надо мам связаться с подпольными организациями, а где их нет — создавать, вести разъяснительную работу среди населения, привлекать на свою сторону крестьян, готовить их к восстанию, оружием запасаться… Ясно?

— Ясно-то ясно, — проговорил Василий Коновалов, — да разве всесибирское восстание организуешь! Надо бы помельче, по деревням, самое большее — в волости.

Громов подумал, что, пожалуй, Коновалов прав, но сказал другое:

— На то есть решение подпольной конференции. Мы его должны выполнять. — И, обращаясь к Коновалову, добавил: — Тебя, Василий, назначаю своим заместителем на случай чего. Имеющееся оружие надо спрятать. Но куда?..

— Дозвольте, товарищ Громов, я спрячу, — вызвался Данько Кольченко. — У меня добрый тайник имеется в Поперечном. Будет в полной сохранности.

— Ты уверен в этом? — спросил Громов.

— Ещё бы! — твёрдо заявил Кольченко. — Уж будьте спокойны.

— Ну, что ж, доверяем тебе. Береги оружие, как самого себя.

Ночью оружие переправили в Поперечное и спрятали в разрушенном погребе. Партизаны разошлись по деревням. На старой стоянке остались Громов и Корнеев.

— А тебе, Егор, особое задание, — сказал Громов Корнееву. — Проберись в Омск и во что бы то ни стало свяжись с подпольной партийной организацией. Узнай обстановку, получи директивы. Скажи, что мы готовы выполнить любое задание.

— Слушаюсь, Игнат Владимирович.

На другой же день Корнеев уехал в Омск.

* * *

Громов решил навестить Городецкого в Косо-Булате, а по пути установить связи со своими людьми в других деревнях, организовать подпольные ячейки. Однако появляться в сёлах в обычном виде, под своей фамилией, было рискованно — многие его знали по работе председателем Каменского Совета. После налёта на Корнилово белогвардейцы усиленно разыскивали Игната Владимировича. Нужно было достать подложный паспорт, другую одежду, Игнат Владимирович вспомнил, что в Ярках проживает питерский рабочий, гравер Степан Галактионович, грузный, неповоротливый, к тому же мрачный и неразговорчивый человек. По фамилии его редко кто называл, а чаще по прозвищу — «Топтыгин». Да и Громов фамилии не помнил, хотя встречался с ним не раз. От Василия Коновалова знал, что человек он надёжный, участвовал в Чернодольском восстании. Игнат, Владимирович попросил Коновалова прислать к нему гравера.

В тот же вечер «Топтыгин» ввалился в комнатушку, занимаемую Громовым, и, бросив взгляд исподлобья, пробасил:

— Здравствуй! Чего звал?

Игнат Владимирович усадил его на стул против себя и сказал:

— Вот что, Степан Галактионович: сослужи ты добрую службу. У тебя руки золотые. Паспорт мне надо смастерить, да такой, понимаешь, чтоб авторитетным был — на имя какого-нибудь купца, заводчика или чиновника, словом, почётного человека для белой сволочи. Как, можешь?

Гравер помолчал и прогудел:

— Можно. Завтра принесу.

Он несколько минут дымил едким табаком из самокрутки, затем бросил ещё одно слово: «Сварганим!» и, тяжело поднявшись со стула, вышел.