Повести и рассказы - страница 22

Вернувшись домой, она принялась разглядывать себя в зеркале. Та девушка в зеркале была совсем не похожа на нее. Она стукнула себя по голове: не надо быть такой дурой!

Придя на следующий день проведать Чан Мина, она уже держалась как обычно. Усилием воли она собрала воедино все растерянное во вчерашнем смятении.

И в глазах Чан Мина уже не было прежней скрытности, он вел себя непринужденно и даже старался быть как можно более непринужденным, говорил он тоже мягко, а если иногда и повышал голос, то не нарочно.

Чан Мин уже начал вставать, но был еще слаб. Он сделал, шатаясь, несколько шагов, что казалось неестественным при его крепком сложении, и был вынужден сесть на стул.

Бай Хуэй решила убрать постель Чан Мина и обнаружила в изголовье несколько старых книг. Перелистала одну из них: обложка оторвана, бумага пожелтела. Она положила книги на стол и сказала:

— Ты еще не сжег эту дребедень?

То был перевод рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни». Чан Мин бросил на нее взгляд.

— Дребедень? А ты читала эту книгу?

— Зачем мне ее читать, это же буржуазная книга! — Бай Хуэй была последовательна в своих убеждениях.

— Ну а если я тебе скажу, что и Ленин ее читал?

— Ленин? — Бай Хуэй задумалась, но быстро нашла подходящее объяснение: — Наверное, он читал ее, чтобы критиковать!

— Только чтобы критиковать? Кто так сказал?

— Я думаю, наверняка с целью критики!

— Ну а если я тебе скажу, что Ленин очень любил эту книгу? — спросил с улыбкой Чан Мин. Но улыбка в споре может быть истолкована противником как признак слабости.

— Я… я не знаю. Наверное, она может служить хорошим примером отрицательного пособия… — Бай Хуэй смутилась и замолчала, потом взмахнула рукой, словно желая стряхнуть с себя смущение. — Неправильные буржуазные книги нельзя читать, за старье нельзя держаться, потому что… — И опять замолчала: она считала, что не нуждающиеся в доказательствах истины нет необходимости разъяснять и в защиту их не нужно тратить слов. Ей казалось, что отстаивать свою правоту — признак слабости. — Неправильное не нужно…

— Не нужно? Кто так решил? — Чан Мин тоже увлекся спором.

— Революция! — Произнеся это слово, Бай Хуэй еще больше утвердилась в своей правоте. Кто возразит против этого слова? Им можно сокрушить любого. Она с победным видом переспросила Чан Мина: — Что, неверно?

— Красиво говоришь.

— Что ты хочешь этим сказать?

Спор их принял серьезный оборот. Глядя на белое и холодное, как лед, лицо Бай Хуэй, Чан Мин вдруг тоже заволновался. Десять с лишним дней он видел только заботу и внимание Бай Хуэй, а теперь вот столкнулся с ее упрямством. Если так пойдет дальше, решил он, отношения недолго и испортить. Он заговорил мягче:

— Я приведу тебе один пример. Сказать: «Мы должны уничтожить всех врагов» — это будет верно? Конечно, верно. Я думаю, против этих слов никто не станет возражать. Но как уничтожить врагов? Убить их всех подряд?

Бай Хуэй молчала. Откуда Чан Мину было знать, что его слова больно ранили Бай Хуэй.

— Их убийство можно не считать ошибкой! — выкрикнула она.

— Но ведь будет уничтожено только тело, — продолжал Чан Мин. — На поле боя это необходимо, даже неизбежно, но в борьбе идей…

— Какая разница, враги не имеют права на жизнь!

— А как отличить врагов от друзей?

— Как отличить? — Она спешно подыскала подходящую фразу. — Все, кто против революции, — враги. Враги против революции!

— Что значит «против революции»? Тогда что же такое революция?

— Все равно, тот, кто против революции, — тот и контрреволюционер! Тут надо конкретно смотреть!

— Если… Я вот приведу еще один пример: если один учитель…

Слова Чан Мина, как раскаленное железо, обожгли ее сердце. Она вконец смутилась и поспешила переменить тему:

— Нет, нет, пример с учителем плохой, в нем отсутствует классовая оценка. Ведь есть и революционные учителя, и контрреволюционные.

— А что такое контрреволюционный учитель? — Чан Мин нахмурил брови.

— Использовать учительскую кафедру для того, чтобы сеять буржуазный ревизионизм, пропагандировать идеалы буржуазных специалистов, отравлять молодежь, заниматься реставрацией капитализма, — вот что такое контрреволюция! — выкрикнула она.