Повышенная облачность - страница 4

Трамваи встали по всему городу. Они не могли подключиться своими усиками к обледеневшим проводам. Поднимали и опускали рожки, но все без толку. Люди вытекли из них и недовольно пошли к метро. Он тоже пошел, подобрав по дороге несколько зонтиков.

Дома он с тихим удовольствием вспомнил, что была пятница. Он придумал особый ритуал, чтобы этот вечер отличался от других. По пятницам перед сном он менял постельное белье, принимал очень горячий душ, второй за день, и надевал чистую пижаму. В такие ночи лучше спалось, к мягким берегам свежих наволочек прибивались многосерийные сны. В сегодняшнем он вымыл пол и открыл окно нараспашку. Комната из темного трюма превратилась в палубу. Весенний ветер сушил мокрые доски. Дом, разрезая облака, кораблем летел над цветущим городом. Солнце уже начало садиться, но было еще полно сил и теплых лучей. Волосы мешали лицу, серебрились в глазах, но было лень на них отвлекаться. Занавески колыхались, пахло шишками и свободой. Он снял с неба розовое облако с золотым подбоем и опустил в чай. Размешал, попробовал, добавил еще одно небольшое – сиреневое. Размеренное тиканье часов стало звуком капель в подземной пещере, в которую вдруг превратилась комната. Пещера была огромная, как готический костел, и пахла холодным камнем туманной улицы. Откуда-то доносился кашель, сухой, как лай далекой собаки. Стало одиноко, одеяло сползло, от окна волной пришел ледяной воздух.

Он открыл глаза, было совсем тихо, только чья-то собака лаяла и лаяла, с перерывами, но не переставая. Неужели он пропустил утренний стеклянный гром, как странно.

Он подошел к окну, раскрыл шторы и испугался. За окном не было весны, там не было ничего – белая пустота, стол, присыпанный мукой. После секундной паники его близорукие глаза смогли наконец уловить очертания крыш, но все равно город будто спрятался за дверь из матового стекла и стоял там, не хотел выходить. Лай не давал ему покоя, под него было уже не уснуть, поэтому он оделся и вышел на улицу. Из-за выходного и снегопада следов человечества на ней еще не было. Заснеженные машины, как слепые котята, ждали своих людей, но те не спешили к ним приходить.

В парке тоже никого не было. Лай был уже близко, но он никак не мог понять, откуда тот исходит. Потом он увидел поводок, зацепившийся за ограду. В ошейнике была пустота, но рядом с ним странно прыгала какая-то на удивление маленькая и бесформенная собачка, причем ее слишком большие для такого крошечного тела глаза и нос двигались отдельно. Он понял, что забыл надеть очки, наклонился и прищурился – маленькая собачка превратилась в черное пятно на спине большой белой собаки. Большая собака, оказавшаяся доверчивым щенком-подростком, казалось, была ему очень рада. Он высвободил поводок и взял щенка на руки, спрятал в свое большое пальто. Так было не очень удобно идти, щенок дрожал там, как второе сердце, палка скользила по снегу. Пару раз он чуть не упал, но все обошлось.

Дома он высушил его старым полотенцем и угостил ветчиной. Этот нелепый шумный щенок наконец заснул. Он нащупал у него на шее чип, но ветеринар по выходным не работал. Это значило, что им придется провести вместе как минимум два дня. На улицу щенок больше не хотел, лежал возле батареи и внимательно следил за ним своими круглыми глазами. Ночью он немного поскулил, но быстро сообразил, что можно забраться в подмышку к этому человеку с явным тактильным дефицитом. И тот даже не станет притворяться, что сердится.

В воскресенье они два раза погуляли, но недолго. Потерянные рукавички, как разноцветные птицы, расселись по веткам и заборам. Снеговики всех мастей и размеров смотрели на них, выстроившись вдоль тропинок. Вчерашний снег так и лежал, приглушая детские голоса, а после обеда пошел с новой силой. Все зонты снова стали на одно лицо, и город спрятался за матовую дверь. И только к вечеру огнями проступил сквозь нее. Как те лица со старых фотографий.

Утром в понедельник ветеринар нашел в компьютере телефон хозяйки. Ответил уставший голос, на фоне что-то грустно говорила девочка. Они обе взвыли от радости, и щенок взвыл тоже, услышав их голоса из трубки.