Поющий на рассвете - страница 11

стр.

— Ага, — Менедем сгреб сирина, посадил на сгиб руки.

Леонт терялся в чувствах, в эмоциях. С одной стороны, ему было страшно: он впервые за два года в академии куда-то пришел, где будут веселиться и общаться. С другой, Идзуо и Менедем пообещали ему защиту и уже доказали, что могут защитить его. Однако… кто защитит глупого сирина от них, случись что? А он уже видел амфоры и кувшины с вином на столе.

— Тебе налить чего-нибудь? — спросил минотавр. — Можем и разбавить.

— Я-а-а… я никогда раньше не пил вина, — растерянно сказал Леонт.

— Тогда я налью тебе немного кносского и разведу родниковой водой.

На это Леонт согласился, решив, что будет растягивать это вино как можно дольше.

Наконец, все расположились за столом: как сказал Менедем, он не может заставлять гостей танцевать и веселиться на пустой живот. Каждый принес понемногу, но стол ломился от блюд, и минотавр был горд собой: все было так, как это принято у него на родине. Горящие глаза близнецов это подтверждали. Все они соскучились здесь. Но, если Талион и Гиперис могли уехать на каникулы домой, то Менедем был лишен и этой привилегии. Десять лет он в глаза не видел ни мать, ни родной остров.

— У вас отличный праздник, — вежливо сказали оба китсунэ, улыбаясь.

Вернее, говорил один парнишка, девушка молчала, улыбалась и старалась не поднимать глаз. На этот вечер все пришли в тех одеждах, что были приняты у них, и минотавры щеголяли почти обнаженными телами, прикрытыми мягкими складками коротких, до середины бедра, туник ярких цветов, Витольд — кожаными штанами и расшитой жемчугом рубахой, Фламена — ярко-желтым пышным платьем и кружевами, Морганис — почти такой же туникой, как у минотавров, но более скромной — до пят, и покрытой сверху клетчатой шалью. Киоши и Аяно были в своих привычных одеяниях, многослойных, со странными рукавами, широкими поясами и прочими атрибутами. Менедем углядел на них беленькие носочки и усмехнулся: смотрелось обворожительно. Сирин тоже блистал, рискнув надеть самое красивое, что у него было: темно-зеленый, с синими и изумрудными искрами, наряд был расшит золотыми цветами и птицами.

— Какие же вы сегодня все красивые, мои глаза радуются, — Менедем не преминул поделиться с гостями счастьем.

После того, как был утолен первый голод после целого дня занятий, а отличное, густое темное вино позволило расслабиться, Идзуо незаметными жестами приказал своим спутникам начать играть и танцевать. Их танцем залюбовались все, ибо было на что посмотреть. Плавность и изящество движений завораживали настолько, что Менедем потерял ощущение времени. Была в танце китсунэ магия, но навеянное ею наваждение разбила Фламена, наколдовав себе звенящие браслеты и маленький бубен, закружилась, зажигая гостей жаждой движения. Все решили, что это вечеринка, отчего бы и не сплясать. Веселье, радость, гостеприимство хозяина и друзья вокруг… Даже тихие и слегка пришибленные этим весельем (кроме Идзуо, конечно) китсунэ стали больше улыбаться. Хотя они не танцевали, только их господин, вместо привычного строгого наряда вырядившийся в гораздо более свободный, позволявший и Фламену в танце закружить, и с близнецами побеситься. Леонт тоже позволил себе поплясать в удовольствие, вспомнив танцы своей родины.

Вино, которое минотавры неустанно разбавляли, все равно к ночи закончилось, опустел стол с едой, да и гости уже подустали. Первыми откланялись китсунэ, хотя Идзуо, подмигнув Менедему, шепотом посоветовал тому не расслабляться, он проводит своих и вернется. Следом и все остальные потянулись в общежитие. Остался только Леонт, в одиночку идти боявшийся.

— Я могу проводить тебя, — Менедем подумал и добавил: — Или ты можешь остаться на ночь. На чердаке есть еще одна маленькая комната, там стоят чары полога безмолвия, и мы не потревожим тебя.

— Правда, можно остаться?

Возвращаться к себе сирин все-таки слегка побаивался.

— Правда, пернатенький, — Менедем погладил его пушистые волосы, улыбаясь. — Здесь много лучше, чем в общаге. Воздух свежий, птицы поют, деревья шелестят.

— Тогда я останусь, если и правда можно.