Правдивые истории Джеймса Ти Хэнкса - страница 4

— Двенадцать долларов. И четвертак за саквояж, — произнёс он, и глядел на Боба хитро-хитро.

— Мистер Гольдберг… — начал было Боб, но еврей его остановил жестом.

— Мистер Эджертон. Стреляйте лучше в того, кто продал вам этот мусор. Вас надули.

— Что?

— Я раньше в Калифорнии частенько такое видал, — пояснил Гольдберг. — Это всего лишь пирит. Его, простите, ещё называют золотом дураков. Вот, глядите.

Еврей взял один из кусков, взял с полки фарфоровое блюдце, чиркнул по донышку. Там остался свинцово-серый след, а не золотой. И только самородок всё так же дьявольски блестел, точно как тот песок.

— Двенадцать долларов и четвертак за саквояж, мистер Эджертон.

— Ну уж нет, — буркнул Боб и снова выхватил револьвер.

Взвёл, пальнул. Из кассы он забрал четыреста.

Законники прибыли быстро. Пятерых он застрелил, в том числе шерифа и помощника, а потом пришлось сдаться. Прорваться через целый город он бы вряд ли сумел.

Эту историю Боб Эджертон рассказал мне, когда мы сидели в денверской тюрьме, он за убийства, а я, Джеймс Ти Хэнкс, за мошенничество. На следующий день его повесили, а мне удалось доказать невиновность, выйти, и записать эту историю, и Бог мне судья, если хоть слово из неё я выдумал.

Джонни сызмальства любопытен был шибко. То ружьё отцовское разберёт на винтики, поглядеть, как устроено, то на ручье запруду построит, то на соседской ферме клад ищет тайком от хозяев. Так и вырос оболтусом.

И ладно бы он хоть папаше на ферме помогал, так нет же, всё больше в городке болтался, с заезжими трапперами в карты играл, в ножички, виски пил, дрался и девок тискал. А уж в церкви его увидеть — так разве что на чьей-нибудь свадьбе. Вот и думали все, дорога ему либо в бандиты, либо в солдаты, да только не вышло ни того, ни другого.

По осени, аккурат к ярмарке, понаехало в городок всякого сброду, и артисты бродячие, и цыгане, и индейцы, и торговцы, и мошенники всех мастей.

И Джонни как раз в городке прохлаждался, фланировал по центральной, да по сторонам глазел. Выбирал, на что папашины деньги потратить, как вдруг окликнули его какие-то индейцы, то ли сиу, то ли шайенны. Было их трое, все плоскомордые, в мехах да перьях.

— Парень! Парень! — крикнул один. — Могучий Бык твоя во сне видал!

Залопотали на своём что-то, между собой заспорили, самый старый на Джонни пальцем тычет.

— Чего вам? — Джонни спросил.

— Постой, парень! Постой!

А он и не спешил никуда. Индейцы меж собой посовещались.

— Твоя великий воин был! Белый Волк! — ему говорят наперебой.

Джонни ухмыльнулся только. Он и впрямь в какие-то моменты себя волком-одиночкой ощущал, а больше всего из работы ненавидел овец пасти. Хотя он работу в принципе не любил, а вот подраться — это да.

— Белый Волк, говорите? — спросил.

— Да, да! Как есть, Могучий Бык узнал! — на самого старого показали, тот кивнул степенно.

На том индейце больше всех перьев было, амулеты всяческие, кости, рога. Выглядел солидно, одним словом.

— Забавно, конечно, — Джонни сказал, да только Могучий Бык перебил его, склянку из тыквы протянул.

— На! Дом придёшь, выпей! Как спать ляжешь, тотем придёт! Сразу поймёшь всё! — сказал.

Джонни склянку взял, побултыхал, плеснуло внутри. За пазуху сунул.

— Три доллар, — первый индеец говорит, руку протягивает.

— Ай, мошенники! — Джонни рассмеялся, но деньги дал.

Чем чёрт не шутит, в конце концов.

Вечером домой спать не пошёл, забрался на сеновал, чтоб с папашей лишний раз не видеться. На соломе растянулся, травинку в зубы зажал, поворочался. Про склянку вспомнил. Пробку вытащил, содержимое понюхал. Пахло молоком и травами. На вкус даже сладкое оказалось, так что Джонни залпом всю склянку и осушил.

Проснулся утром, внизу. Голова гудит, будто улей, а никаких тотемов даже близко не видал.

— Ну, нехристи… — процедил зло.

Аж на три доллара нагрели, а Джонни такого не терпел, чай, не дурачок деревенский.

— Джонни! — папаша уже со двора орёт. — Джонни, бегом сюда! Бездельник ты паршивый!

Ну он глаза кое-как продрал, на двор вышел. А там папаша в одном исподнем, зато с винчестером наперевес.

— Ночью видел чего? Слышал? — прорычал, как пёс на цепи, за рубаху схватил.