Правдивые истории Джеймса Ти Хэнкса - страница 5

стр.

— Отстань, а… Спал я… — Джонни ответил.

— Ты пока спал, опять трёх овец зарезали! Чтоб им пусто было!

Прошли вдвоём до загона. И правда, три овцы мёртвые лежат, в крови, остальные в угол жмутся, блеют испуганно.

— Ну ты глянь, а?! Сволочи! — папаша не унимался всё. — Погрызли, да и бросили так!

Джонни затылок почесал.

— Волки что ли? — спросил.

— Нет, я ночью с кровати встал и загрыз! Волки, конечно! Нет, в самом деле, мужиков на охоту собирать пора. Вроде в прошлом году стреляли-стреляли…

Тут-то у Джонни дважды два и сложилось. Он воздух носом втянул, поморщился. Кровью пахло, железом. Запах обычный, знакомый, да только сейчас казался таким же сладким, как то молоко.

Значит, не обманули. Значит, и в самом деле он не просто Джонни Биверс, бездельник с захудалой папашиной фермы. Он — Белый Волк, великий воин. Он и раньше подозревал, что не создан для того, чтоб пасти овец и таскать навоз, а теперь окончательно понял, что его судьба — стать великим.

— Да и хер с ними, с твоими овцами, — ухмыльнулся, к конюшне пошёл.

— Ах ты, сопляк! Да я тебя… — папаша развопился на весь двор, но Джонни никакого внимания не обращал.

Лошадку оседлал, запрыгнул, да в городок поехал, индейцев искать. Думал сперва, испугается лошадь его волчьего духа, пешком идти придётся, ан нет, как и не чуяла вовсе.

В городок въехал победителем, с гордо поднятой головой. Он — Белый Волк, как-никак, не то, что эти всякие биллы и роберты. Только когда мимо шерифа проехал, шляпу приподнял в знак приветствия. Шерифа он уважал.

Индейцев на вчерашнем месте, само собой, уже не было. Джонни поспрашивал-поузнавал, да только никто ничего внятного так и не ответил. Будто и не было тех индейцев вовсе. Джонни снова затылок почесал, да отправился в салун.

Только двери открыл, глядит, а в углу те самые индейцы сидят, завтракают. Джонни во весь рот ухмыльнулся, к ним подсел.

— Хао! — руку поднял.

Индейцы переглянулись только, да снова за еду принялись.

— Это же я, Белый Волк! — улыбнулся широко, на всех троих посмотрел.

Те переглянулись снова.

— Тотем видел, Белый Волк? — один спросил.

— Я сам — Белый Волк! — Джонни ответил.

Переглянулись, между собой заговорили по-индейски, Джонни только кивал сидел, будто что понимал.

— Великая сила, — произнёс Могучий Бык. Остальные согласно кивнули.

— Билли, налей виски на четверых! — Джонни помахал бармену.

Налил, выпили.

— Могучий Бык, научи! Что дальше делать мне?! — горячо зашептал.

Снова между собой совещаться начали. Заспорили, руками замахали, но успокоились быстро. Могучий Бык ещё одну склянку из-за пазухи вытащил.

— На! Дом придёшь, спать ляжешь, выпей! Тотем придёт, говорить будет!

Джонни ухмыльнулся, склянку взял, побултыхал.

— Десять доллар, — индеец широкую ладонь протянул.

— Десять уже?! — опешил Джонни.

Но понимал, просто так его учить не станет никто. Слишком большая сила в нём заключена. Поэтому десятку из заначки достал и Могучему Быку в ладонь вложил.

Виски даже допивать не стал, поскакал домой. Склянку на сеновале спрятал, потом весь день ходил как в облаках витал, быстрей бы до той склянки добраться. Даже папаше помогать взялся, чтобы время скорей прошло.

А вечером снова на сеновал залез, да тут же залпом склянку осушил. На этот раз горькое молоко оказалась и невкусное, но Джонни даже отплёвываться не стал, не осмелился, лишь бы подействовало.

И в самом деле тотем пришёл, заговорил с ним. Волчара здоровенный, ростом с телёнка, зубы как ножи, шерсть вся как снег белая.

— Я — Белый Волк! — говорит.

А Джонни только и смотрит.

— И ты, Джонни, тоже — Белый Волк! — говорит. — Смотри!

Запахи все в нос ударили, жарко стало, Джонни на руки смотрит, а там — лапы с когтями перед глазами расплываются.

— Ты — великий воин, Джонни! — волк говорит.

Джонни зарычал только, низко, утробно, но тут будто его наизнанку вывернуло, Джонни только подумать успел, что это шкура белая наружу лезет, да отрубился.

Проснулся в луже блевотины. Но и это ему не впервой было, только вот блевота белая была, как молоко. Рыться в ней Джонни не стал, но готов поклясться был, что и клочья шерсти в ней виднелись.