Право на бессмертие - страница 8

Караульный начальник Володя Еремеев шел впереди, вскинув голову, сощурив зоркие глаза. Он говорил весело, точно давно знакомый.

— Почему, Матрос, так поздно приехал? Специально воду греть приходится...

В бане висело зеркало. Саша, мельком взглянув на себя, не поверил своим глазам: на него смотрел черноволосый, давно не мытый парень в грязной тельняшке. Он мылся с удовольствием, однако, когда вымытый, свежий, довольный вышел в предбанник, карнач сурово проговорил:

— Я тебя за брюнета принял, а ты, оказывается, настоящий сивый... Ну-ка, покажи ухо!

Придирчиво проверив Матросова, Еремеев сказал:

— Вот что — поскобли лицо. Не то белье не получишь.

Саша потянулся было за грязной тельняшкой, но Еремеев скомандовал:

— Брось, живо!

Пришлось вернуться. Новым осмотром Еремеев остался доволен. Мальчик охотно надел чистое, мягкое белье. От него пахло мылом и каким-то лекарством.

Одевшись, Саша начал заворачивать в газету свою тельняшку, но Еремеев снова запротестовал:

— Оставь здесь.

— Не оставлю, — огрызнулся Саша.

— Зачем она тебе?

— Дареная, память, — соврал Матросов.

Видя, как настойчиво Саша держится за тельняшку, Еремеев примиряюще произнес:

— Вообще мы сжигаем такую память. Ну, коли тельняшку на память получил, поговорю с Петром Филипповичем, может, разрешит оставить. А волком на меня не смотри, я не из пугливой породы.

Они вошли в дежурную комнату. Зеленый свет, падавший сквозь абажур, отнимал естественный румянец, и лица казались болезненно-бледными. Их встретил воспитатель Катеринчук; под лампой блестела его наголо выбритая голова. Он оглядел подростка с ног до головы и усталым голосом заметил:

— Гимнастерка не по росту, сменить.

— Есть сменить, — повторил Еремеев.

— На две недели в карантин.

Повернувшись к Матросову, Катеринчук продолжал:

— Общение с другими колонистами до истечения этого срока категорически запрещается.

Заявления, если они у вас будут, передавать через дневальных. Там еще один новенький. За чистоту и порядок в комнате отвечаете оба. Ведите, Еремеев!

— Есть вести! — ответил карнач.

Еремеев повел Сашу по двору. Карантин помещался в небольшом домике под железной крышей, который приткнулся около забора, недалеко от светлого и высокого здания школы. Домик казался приплюснутым и жалким. Снова Матросовым овладела необъяснимая тоска. Они перешагнули порог, Еремеев включил свет. Из трех коек одна была занята. Еремеев показал на свободную койку:

— Занимай!

Саша после ухода Еремеева, бросив на белую чистую простыню телогрейку, выданную взамен его флотской шинели, сел на койку. Ноги дрожали после ночного похода по горам и оврагам, тело болело, как после драки. Он скинул ботинки, верхнюю одежду и, оставшись в одном белье, потянулся. Медленно обернулся, почувствовав на себе чей-то острый взгляд. На соседней койке сидел мальчик лет двенадцати, почти до шеи укутавшийся байковым одеялом. Он сидел полусогнувшись, из-под одеяла торчал лишь крючковатый нос, — все это делало его похожим на грачонка.

— Наше вам с кисточкой, — небрежно проворчал паренек. — Меня зовут Директором, а тебя как?

Директор повел разговор на вымиравшем блатном жаргоне. Саша знал все эти «прохоря», «бочата», «мойки», «атанды», однако пользовался ими неохотно, считая это баловством.

— Сашка Матрос, — нехотя ответил он.

Директор ожил, словно муха под лучами солнца. Сиповатым голосом он принялся расспрашивать Сашу о его прошлом. Матросов, не обращая на него внимания, с удовольствием растянулся на койке, укрывшись теплым одеялом. Закрыл глаза. За окном уныло пел весенний ветер, он нес призывной звон колокола. В стекло стучались сухие ветки. А Директор, весело ухмыляясь, продолжал болтать.

— Здесь ничего себе, можно приспособиться.

— Приспособиться? — сонным голосом, с расстановкой спросил Матросов.

Директор мешал ему спать. Матросов никого сейчас не хотел ни слышать, ни видеть: ни лысого воспитателя с сухим лицом, который читал ему нотацию, ни Еремеева, ни этого Директора, будь проклята его компания. Пустой болтовней на блатном жаргоне Директор пытался пустить пыль в глаза. Знакомый прием! Саша видел его насквозь. Когда Директор, продолжая говорить, дотронулся до его плеча, Матросов выругался: