Право Рима. Марк Флавий - страница 20
Идея римского мира (paxromana) становится с этих пор девизом римского владычества. Её возвеличивает Плиний, её прославляет Плутарх, называя Рим «якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего». Сравнивая власть Рима с цементом, греческий моралист видит значение Рима в том, что он организовал общечеловеческое общество среди ожесточённой борьбы людей и народов, но значение Рима вскоре поднялось ещё выше. Устанавливая среди народов мир, Рим призывал их к гражданскому порядку и благам цивилизации, предоставляя им широкий простор и не насилуя их индивидуальности. Он властвовал, по словам поэта, «не оружием только, а законами». Мало того, он призывал постепенно все народы к участию во власти. Высшая похвала римлян и достойная оценка их лучшего императора заключается в словах, с которыми греческий оратор Аристид, обратился к Марку Аврелию и его товарищу Веру: «При вас все для всех открыто. Всякий, кто достоин магистратуры или общественного доверия, перестаёт считаться иностранцем. Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода. Вы установили управление миром по подобию строя одной семьи». Поэтому в Римской империи появляется представление о Риме, как общем отечестве. Замечательно, что эту идею вносят в Рим выходцы из Испании, давшей Риму и лучших императоров. Уже Сенека, воспитатель Нерона и во время его малолетства правитель империи, восклицает: «Рим – как бы наше общее отечество». Рим создал единое отечество многим народам, римская власть стала благом для покорённых народов против их воли. Рим превратил мир в стройную общину и не только владычествовал, но, что важнее, был достоин владычества. Рим поверг побеждённых в братские оковы и стал общим отечеством. С тех пор, как маленькая община на берегах Тибра разрослась во вселенскую общину, с тех пор, как расширяется и одухотворяется идея Рима и римский патриотизм принимает моральный и культурный характер, – любовь к Риму становится любовью к роду человеческому и связующим его идеалом. Задача соратников Ромула, отнимавших у соседей, сабинян, их жён и поля, превращается, таким образом, в мирную общечеловеческую задачу. В области идеалов и принципов, провозглашённых поэтами и философами, Рим достиг высшего своего развития и стал образцом для последующих поколений и народов, и связывали они это с периодом правления императоров Трояна и Марка Аврелия – императора философа, который говорил:
«Время человеческой жизни – миг, её сущность – вечное течение, ощущение смутно, строение всего тела бренно, душа неустойчива, судьба загадочна, слава недостоверна. Одним словом, всё относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе – сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине, посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии».
Константин улыбнулся этой мысли и отпил ещё несколько глотков вина. Внутри каждого человека есть всегда то, что заставляет его поступать в жизни тем или иным образом, эти поступки становятся его образом для окружающих и остаются в памяти людей. Все мы смертны, простой человек и император, у всех свой путь, своё предназначение. Совершенно не важно, кем ты родился, важно, кем ты стал, что ты сделал. Люди запомнят тебя по твоим свершениям. Император Коммод был сыном Марка Аврелия, Нерона воспитывал великий Сенека, ну и конечно Калигула, их ужасные деяния потомки никогда не забудут. Такая волнообразность свершений римских императоров с недавних пор стала предметом его размышлений. Было понятно, что в современном быстро меняющемся мире для императорской власти была необходима новая мощная платформа. Тетрархия Диоклетиана для этого не подходила или была неким временным сооружением для наведения порядка в империи, теперь империя нуждалась в общей объединяющей идее, одинаково принятой и властью, и теми многочисленными народами, находящимися под этой властью. И самое главное, эта идея, чтобы обеспечить преемственность, должна связать и всех последующих правителей империи во времени. Конечно, такой идеей могло стать христианство, которое очень хорошо сочеталось с идеей «римского мира».