Православие и «Нагуализм» - страница 12

Её, например, реализовал блаженный Серафим Саровский… В молитвенном безмолвным вознесении, с полным сознанием, он мягко, беззвучно (лишь «тик!») перенёсся в своё Тело Света и без всякой боли и страдания (!) оставил свою бренную плоть, перейдя в высшие светоносные сферы… Смерть радостная, смерть благодатная, наполненная восторгом! «Счастливая смерть» или обретение абсолютного счастья в собственной смерти!

Заканчиваем главу…

«Настоящая религиозность ставит для верующего вопрос о жизни и смерти: она показывает человеку перспективу земного конца и научает его — смотреть смерти в глаза, отучать себя от колебаний и страха, и измеряет силу своей религиозности и верность своей жизни — предпочтением смерти предательству.

Смерть гасит все и всякие земные “содержания”. Отказаться от всего имеет смысл только рада того, что выше, драгоценнее, священнее всего остального, что составляет религиозную святыню жизни. А если человек утвердит свой религиозный центр в том, что этого не заслуживает, то критерий смерти быстро обнаруживает его ошибку. Все недуховные блага, начиная от богатства и кончая почестью и властью, таковы, что за них умирать нет смысла: они исчерпываются личной жизнью, они кончаются вместе с ней; они могут быть обозначены, как земные видоизменения личной жизни. И вот нелепо отдавать главное за второстепенное, родовое за видовое, субстанцию за акциденцию, зерно ореха за скорлупу. Отдать свою жизнь стоит только за то, что любишь больше себя: мать отдаёт её за своего ребёнка, патриот за свою родину, духовный человек за свою духовную свободу, верующий за свою святыню. Любить больше себя стоит только то, что действительно больше и ценнее индивидуальной жизни; а таково только Божие дело на земле во всех его видах и изменениях.

Поэтому тот, кто живёт этим делом — прав и в критический час будет готов отдать акциденцию за субстанцию и скорлупу жизни за её священное зерно» (из кн. И. А. Ильина «Аксиомы религиозного опыта»).

«Смерть находится везде. Она может принять вид зажжённых фар машины, которая въезжает на холм позади нас. Она может оставаться видимой некоторое время, а потом исчезнуть в темноте, как если бы она покинула нас на время, но она опять появляется на следующем холме, чтобы потом исчезнуть вновь.

Это огни на голове смерти. Она надевает их наподобие шляпы, прежде чем пуститься в галоп. Эти огни она зажгла, бросившись в погоню за нами. Смерть неуклонно преследует нас, и с каждой секундой она всё ближе и ближе. Смерть никогда не останавливается. Просто иногда она гасит огни. Но это ничего не меняет…»

«В мире, где за каждым охотится смерть, нет времени на сожаления или сомнения. Время есть лишь на то, чтобы принимать решения, И не важно, в чём будут заключаться эти решения. Ничто не является более или менее серьезным и важным, чем что-то другое. В мире, где смерть — это охотник, нет больших или малых решений. Единственное решение заключается в том, что маг должен встретиться лицом к лицу со своей неотвратимой смертью» (К. Кастанеда, из кн. 11, с. 45, 87).

«Если тебе не за что умирать, — как-то сказал мне дон Хуан, — как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего жить? Две эти вещи идут рука об руку, и смерть — главная в этой паре» (К. Кастанеда, из кн. 10, гл. 16, с. 296).

Да. Идея смерти звучит в равной мере и в магии К. Кастанеды, и в православии — учения не противоречат друг другу, а по-своему доносят до нас одно и то же. Одно и то же.

Не менее значимо и следующее духовное состояние и, если угодно, идеал, к которым следует стремиться; это опять-таки один взгляд и одна общая, единая позиция…

Состояние покорности ко всем собственным внутренним психоэнергетическим возмущениям и ко всем «внешним» событиям и влияниям, позиция всеприятия сопряжена с отсутствием «эго» (или ЧСВ — «чувства собственной важности») — идеальное и желанное состояние практически на всех духовных путях. Это и высшее духовное достижение, и наиболее эффективная сохранность и использование всех своих энергетических ресурсов.

А параллели мы обнаруживаем такие: