Православие и русская литература в 6 частях. Часть 3 (II том) - страница 24

— не в эгоистическом смысле, а из-за «головной» потребности рассуждать и анализировать.

Возможность выхода из индивидуальной замкнутости заложена, по намерению автора, именно в «тургеневской девушке». «Поверьте, женщина не только способна понять самопожертвование, — продолжает Наталья, — она сама умеет пожертвовать собою» (2, 76). Тургенев даёт глубокое понимание проблемы: самоутверждение в мире всеобщего невозможно без хотя бы некоторой доли самоотречения, отказа от эгоцентрической замкнутости, страха растерять индивидуалистическое начало в социальной среде. Однако истинное самопожертвование невозможно — при рассудочной безблагодатности. Не имея опоры в Благодати, легко обезличить себя при попытке преодолеть свою разобщённость с миром — лишний человек это всегда инстинктивно ощущает. И боится. Для самого же Тургенева создание нового литературного типа стало одним из кульминационных моментов его общественной деятельности: возникновение литературного типа повлекло за собою (не забудем) его появление в жизни — своего рода триумф художника. О том свидетельствовали современники. «Тургенев сделал великое дело тем, что написал удивительные портреты женщин, — размышлял Лев Толстой. — Может быть, таких, как он писал, и не было, но когда он написал их, они появились. Это верно; я сам наблюдал потом тургеневских женщин в жизни»^>40. Глядя на прошлое из далёкого XX века, П.А.Кропоткин утверждал: «…если руская женщина сыграла такую великую роль, во всевозможных формах жизни, во время последнего 50-летия нашего освободительного движения, то для нас, людей этого поколения, нет сомнения в том, что весьма многим мы обязаны Тургеневу»^>41.

Признаем это как данность. Но не станем спешить с безоговорочно восторженным восприятием того. Такое вмешательство писателя в общественное бытие несло в себе и опасные противоречия, обнаружившие себя ещё при жизни Тургенева, — нам ещё придётся вернуться к этому.

Несомненно, противоположные качества двух основных литературных типов, двух характеров, какие разрабатывал в своём творчестве Тургенев (бесхарактерный мужчина и решительная, волевая женщина, девушка), должны полнее всего выявиться в их непосредственном столкновении. Это и обусловило непременное включение в сюжет произведений сцену любовного объяснения героев. Именно в эпизодах rendez-vous раскрываются натуры героев-мужчин, до того драпировавшихся в красивые монологи и пышные фразы. Это точно отметил Чернышевский в своей статье «Русский человек на rendez-vous»: «…пока о деле нет речи, а надобно только занять праздное время, наполнить праздную голову или праздное сердце разговорами и мечтами, герой очень боек; подходит дело к тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желания, — большая часть героев начинает уже колебаться и чувствовать неповоротливость в языке»^>42.

Чернышевский разбирал прежде всего повесть Тургенева «Ася» (1858), близкую «Рудину» по изображаемой любовной коллизии, — недаром в подтверждение своей мысли критик ссылается часто и на роман. В обозначенной коллизии критик усмотрел прежде всего социальное содержание. «…Характер героя верен нашему обществу»^>43, — вот его определяющая мысль. Слабости героя — не сомневается Чернышевский — целиком зависят от пороков общественного развития: «…нельзя не проникнуться мелочностью воли тому, кто живёт в обществе, не имеющем никаких стремлений, кроме мелких житейских расчетов»^>44. Преодолеть же собственные слабости человек может лишь в активной гражданской деятельности. «Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, побуждаемых участием в них»^>45, — к этой мысли Чернышевский логически подводит все свои рассуждения. Общественные ценности, как их понимали революционные демократы, равно как и гражданская деятельность в их осмыслении — не что иное, как одно из проявлений сокровищ на земле. Без них, разумеется, не обойдёшься, однако их абсолютизация толкнёт человека туда, где он — осознанно или нет, но станет готов предпочесть Богу сатану. Разумеется, Чернышевский абсолютизирует и гипотезу «заедающей среды»: «Для нас теперь ясно, что <…> в окончательном результате всё зависит исключительно от обстоятельств, потому что и общественные привычки произошли в свою очередь также от обстоятельств»