Православие и русская литература в 6 частях. Часть 3 (II том) - страница 8

, — вспоминал один из участников того сотоварищества. Сам Тургенев о том времени особого воспоминания не написал, но память о нём позднее оставила свой след в романе «Рудин»: «Да и в самом деле, как вспомню я наши сходки, ну, ей-Богу же, много в них было хорошего, даже трогательного. Вы представьте, сошлись человек пять-шесть мальчиков, <…> а посмотрели бы на все наши лица, послушали бы речи наши! В глазах у каждого восторг, и щёки пылают, и сердце бьётся, и говорим мы о Боге, о правде, о будущности человечества, о поэзии — говорим мы иногда вздор, восхищаемся пустяками; но что за беда!..» (2, 68–69).

Да, это были, по сути, те самые «русские мальчики», о которых позднее говорил Достоевский и которые двух слов после знакомства сказать не успеют, а уже пускаются в обсуждение мировых проблем.

Среди прочих познакомился Тургенев за границей с Т.Н.Грановским, Н.В.Станкевичем, М.А.Бакуниным. Встреча со Станкевичем, может быть, одно из самых значительных событий в тогдашней жизни Тургенева. «Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением, ты протянул мне руку и указал мне цель…» (12, 19), — воскликнул позднее Тургенев, обращаясь памятью к образу рано ушедшего из жизни друга (Станкевич скончался в июне 1840 года на двадцать седьмом году жизни). Но что за цель мог указать Станкевич друзьям своим? А ведь влияние его испытали в разное время многие — и Грановский, и Белинский, и Бакунин. По свидетельству Тургенева, Станкевич «увлекал вслед за собою в область Идеала» (11, 234). Несомненно, Станкевич блуждал вместе с друзьями своими в лабиринтах отвлечённой мысли. И в лабиринтах тех могли обрести они лишь хорошо знакомые нам шаблоны западнической премудрости. К счастью, Станкевич предпочитал сферу мысли, чистой от политической деятельности, — что помешало его сближению с Герценом (о чем тот писал в «Былом и думах»), но не могло не привлечь Тургенева. Ибо Тургенев деятелем никогда не был, у него была натура размышляющего созерцателя, во всём созерцателя и художника. Тут проявилась та особенность натуры Тургенева, которую он сам воспринимал как собственную слабость и которую так и не смог одолеть в себе: неспособность (а в основе — и нежелание) перейти от пассивного размышления к активному действию.

Уже в ранней юности проявились те черты Тургенева, какие затем станут определяющими в его характере: способность к тончайшим переживаниям, но и робость, нерешительность, склонность к пассивному наблюдению там, где другие не задумываясь выбрали бы решительность поступка. Отступив несколько в сторону от основной линии наших размышлений, можем заметить, что восприняв характер отца как некий идеал для себя, писатель унаследовал от него любвеобильность натуры, но без его твёрдости и силы воли. Отец, вспомним его наставление сыну, по сути, учил его молиться безбожною молитвою: да будет воля моя. Тургенев же, каково бы ни было его отношение к религии, такою молитвою молиться не умел, даже если и хотел. И это его счастье: иначе его натура оказалась бы достаточно неоригинальной и он никогда бы не знал тех сомнений, мучительное осмысление которых дало возможность превозмогать собственные шаблоны в литературном творчестве.

По мысли П.В.Анненкова, одного из ближайших друзей Тургенева и очень умного наблюдателя, писатель был создателем «теории весьма важной в биографическом отношении и в силу которой русская жизнь распадалась на два элемента — мужественную и очаровательную по любви и простоте женщину и очень развитого, но запутанного и слабого по природе своей мужчину»^>10. Анненков не просто назвал два основных типа, которые в разных вариациях встречаются в большинстве произведений Тургенева, но подчеркнул и биографическое их значение. Женский тип — это тургеневский идеал, созданный его воображением. Это тот самый тип «тургеневских девушек», которых, по свидетельству Льва Толстого, не существовало в русской действительности, пока они не появились в произведениях Тургенева. Тургенев воплотил собственный идеал в творчестве, и уже под его влиянием они осуществились в жизни — пример прямого воздействия литературы на жизнь, явление, достойное серьёзных размышлений. Другой же тип — «развитого, но запутанного и слабого мужчины» — есть прежде всего отражение особенностей натуры самого писателя. «Я оказался слабохарактерным и расплывчатым», — вот его собственное признание. Женственный, мягкий, постоянно изменчивый и нерешительный — Тургенев не имел сил (а может быть, — подсознательно — и желания) освободиться от сковывавшей его рефлексии. Но уж её-то он познал в совершенстве. И передал своим героям.