Праздник урожая - страница 25
Конечно, Василий Кифа тут же обильно «проставился». Что ни говори, это правда — Вахт умеет разговаривать с людьми.
Потом новоселы разоряли секретную комнату. На улицу вынесли кровать прошлого века. Она была теперь не заправленная, с голой железной сеткой. Вынесли люстру, стулья, чемоданы и тот огромный — не чемодан, а целый шкаф с ручкой. Вынесли все. Несколько часов эта куча хлама лежала посредине двора.
Я подошел ближе. Хотел удержаться, но не смог — подошел.
Я нашел Раину коробочку. В ней все еще лежали свечки — две тонкие желтые церковные свечки.
Когда секретной комнаты не стало, началась осень. Снова Осень — последнее время года по календарю Мош Бордея.
* * *
В тот день, когда началась Снова Осень, мы сидели во дворе, с дедом и Вахтом. Вдруг из-за ворот раздался нахальный автомобильный гудок. Потом еще и еще. Вахт пошел посмотреть, что случилось. Вышел в калитку.
Когда он вынырнул обратно, во двор, на лице его было то особое лучезарное выражение, которое означало: будет синька. Вахт тут же открыл настежь ворота, и во двор въехала огромная черная «Чайка». Из «Чайки» тут же высыпались празднично одетые незнакомые люди. А потом — красивый мужчина в костюме жениха. И Рая. В платье невесты. Это была ее свадьба.
Вышли все соседи. Я вынес сонного Димку. Мош Бордей сказал мне:
— Иди, принеси вина!
Но жених уверенно заявил:
— Да не надо, у нас все с собой!
И достал из машины шампанское. И бокалы. Хрустальные.
Тут же во дворе, издалека почувствовав праздник, появились лабухи со своими помятыми трубами и такими же лицами, но жених сказал им тоже:
— Да не надо, мы же так, чисто символически, да у нас и музыка с собой!
И достал из машины портативный магнитофон. Из него заиграл оркестр Поля Мориа. Лабухи мрачно слушали. Им не понравился Поль Мориа.
Все пригубили шампанского, вежливо. Вахт, осторожно понюхав даже зачем-то шампанское в своем хрустальном бокале, произнес тост:
— Ну… Что я могу сказать… Будь счастлива, Раечка!
Я смотрел на Раю. А она смотрела только на Димку и Мош Бордея. Дед улыбался ей.
Потом гости попрыгали обратно в машину.
«Чайка» нелепо-торжественно, задним ходом, выехала из двора.
Потом я сидел во дворе, на скамейке Мош Бордея, и смотрел на тополя. Я сказал о нашем дворе уже так много лишнего и не сказал главного: вокруг него растут тополя. Высокие белые тополя. Бывает так в этой местности осенью — быстро чернеет небо, и вот уже в лиловом небе вспыхивают молнии, но нет ни грома, ни дождя. Дождь идет — но где-то там, далеко.
Мош Бордей сказал в тот день цыганке бабе Саше:
— Дождя нет. Винограду нужен дождь. Давай, сделай.
Баба Саша кивнула. Пошла в свой дом, в котором я никогда не был, и никто из соседей не был, по-моему.
Когда она вышла во двор — стала ходить кругами и сыпать на старый асфальт белые желтые точки — крупу. Потом глянула в небо своими разными глазами, так, как будто небо ей что-то должно, и сказала по-цыгански что-то быстро и очень сердито. И ушла опять в свой дом, в котором никто не был.
Той же ночью хлынул ливень. Лил всю ночь, из тысячи ведер. Вот почему у нас во дворе все боялись бабу Сашу. Цыганка, что с нее возьмешь.
* * *
Винограду хватило — и ливня, и солнца. В ту осень, Снова Осень, урожай был большим. Мош Бордей суетился целыми днями, и все во дворе суетились, помогали ему. Указания Мош Бордея жителями двора всегда выполнялись точно и быстро, как в бою. Все знали, что от этих дней — зависит весь год.
Небо над двором все наполнилось темными налитыми гроздями. Дед все время посматривал вверх. Был доволен. Один раз даже сказал:
— Да. Давно такого урожая не помню.
Во дворе новосел Василий Иванович Кифа сколачивал столы и скамейки — теперь он был за дядю Феликса. Его жена Надя носила чистую посуду, в эмалированном белом тазе — она была за тетю Долю. Мне казалось, что я слышу сквозь стук молотка и звон посуды — гундосый наглый голос Славика. Звонкий смех Раи. Басовитый голос Бори, который говорит: «это называется».
Я хорошо выпил. И танцевал на бочке. Играли лабухи — Аккордеон, Туба, Цимбал, Доба и скрипач дядя Петря. Играли хорошо.