Праздник урожая - страница 24

— Кто здесь Кацы? — спросил, заглянув в бумажку, представитель властей, коротко оценив скопление нетрезвых заплаканных людей во дворе. — Феликс Кац, Доля Кац, Борис Кац, Евгения Кац?

— Это мы, — сказала тетя Доля и усадила власти за стол.

Во дворе еврейскую мелодию заиграли лабухи. Рыдал как дитя, обняв Феликса и тетю Долю, Вахт. Выползла на свет и тихонько всхлипывала, виновато помаргивая невидящими глазами, Рива.

Мош Бордей вынес из погреба много вина, несколько бутылок дал в дорогу дяде Феликсу. Выпили на посошок.

— Пишите! — говорил Вахт тете Доле.

— Обязательно! — отвечала сквозь слезы тетя Доля.

— Пишите! — говорил я, обнимая Борю и Женечку-химика.

— Пишите! — говорила беременная Рая и плакала тоже.

— Обязательно! — отвечала тетя Доля. — Феликс, я не могу, у меня сердце сейчас разорвется!

— Ну все, пора! — сказал решительно представитель властей, которому тоже, кажется, было трудно пережить все это.

Тетю Долю, дядю Феликса, Борю и Женечку-химика на наших глазах увезли на историческую родину.

Дольше всех смотрели им вслед мы вдвоем с Вахтом.

Лабухи играли, а потом замолкли на середине мелодии. И разошлись.

* * *

Летом, в июне, Раю забрали в больницу.

Она родила мальчика. Назвала его Димой.

На пороге роддома Раю встречали соседи. Я тоже там был. Акушерка торжественно показала нам всем ребенка.

— Ну что, папаша, похож? — торжествующе спросила акушерка — почему-то меня.

Я удивился. Я был дурак.

Рая заплакала. Так я узнал, что это мой ребенок.

Я прибежал к Мош Бордею:

— Дед! Ты стал прадедом!

Мош Бордей посмотрел на меня. И засмеялся. Я никогда не видел, чтобы дед смеялся — не улыбался, а смеялся. И никто, наверное, не видел. Наверное, в последний раз это видел только мой отец. Когда сообщил деду о том, что родился я. Но это было давно.

Рая отказалась переехать к нам с ребенком. Хотя сам Мош Бордей предложил ей это.

Она позволяла мне быть рядом, с ней и сыном, сколько хочу. Но она не была со мной. Ни минуты.

А потом, вечером, Рая сказала мне:

— Давай поговорим.

— Давай, — сказал я.

Мы сели на скамейку Мош Бордея во дворе.

— Я уезжаю, — сказала Рая и посмотрела на меня.

Я кивнул.

— Появилась возможность. Чтобы… Не вспоминать…

Я снова безропотно кивнул.

— Что ты молчишь? — спросила Рая.

— Оставь у нас Димку. Пока у тебя все наладится, — сказал я.

— Хорошо, — сказала Рая. — Ты прости меня. Пожалуйста.

Я пил в бордее весь день. И заснул прямо в погребе.

Когда я проснулся и вышел во двор, я увидел, что на скамейке сидят Мош Бордей с Вахтом. Лица у них были грустные. Перед скамейкой стояли кувшин с вином и три глиняные кружки.

— Рая уехала, — сказал Вахт.

Через два дня приехали новоселы. Отец, мать, две чернявые дошкольные дочки. Они были очень радостные и шумные. И очень хозяйственные. У них было два грузовика вещей.

Отец семейства тут же познакомился с Вахтом. Собственно, другого выхода у него не было. Потому что Вахт сам подошел к нему и спросил — он умел это делать:

— Так вы что, наши новые соседи?

— Да-да! — смутился отец семейства, почтительно склонив голову перед сединами Вахта. — Моя фамилия Кифа, Василий Иванович. Девочки! Надя! Идите сюда!

Изящная брюнетка Надя и две чернявые дочки послушно подошли.

— Это Надя, моя жена, — сказал Василий Кифа.

— Надя! Простите, что не познакомились, голова кругом от этих вещей! — весело сказала Надя, в точности воспроизводя интонации мужа, и почтительно улыбнулась Вахту. — Девочки! Скажите, как вас зовут!

— Маша Кифа!

— Наташа Кифа! — послушно сказали девочки.

— У вас прекрасная семья! — заключил Вахт.

— Спасибо! — хором ответили Василий и Надя и также хором рассмеялись.

— Да-а… Новоселье — большая радость! — философски заметил Вахт.

Василий Кифа пару секунд обдумывал эту мысль, и наконец до него дошло.

— Ой, простите ради бога! У нас же есть шампанское! Надя, где шампанское?!

— Ой! — засуетилась Надя. — Где же оно?

— Молодые люди! — произнес Вахт отечески. — Шампанское — это много пены и мало радости. У нас, здесь, другие традиции.

— Конечно! Простите, — виновато сказал Василий Кифа. — А какие традиции?

— Старые, молодой человек, — сказал назидательно Вахт. — Когда у человека большая радость, человек пьет вино!