Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 24

– Да, будто долженъ!.. На постели валяться всякъ можетъ… – ворчалъ Теченіе, но, несмотря на то, отправлялся на рѣчку и проводилъ тамъ дни, лишь бы не отдать добычи Мергень. Однажды онъ вернулся чрезвычайно возбужденный.

– Отняла!.. Взяла на моихъ глазахъ… Причалила лодкой прямо къ „городьбѣ“, влѣзла на мостикъ и отвязала „морду“! Кричу на нее: что ты! Ни гугу!.. Сталъ въ нее кидать палками, говоритъ: „ей, оставь, а то сойду на берегъ и поколочу тебя…“

– Что же ты ей?

– Ну, что я могу?!. Стыдить ее сталъ; она смѣется… Стыда она, безстыжая, не знаетъ!.. „Морду“ на мѣсто поставила… Мое, – говоритъ, не смѣйте трогать, а если ты, безногій, здѣсь будешь еще путаться, такъ я тебѣ въ конецъ твои копыта обломаю! Такъ и сказала: обломаю! Слышали, милые люди, ей даже мои бѣдные ноги мѣшаютъ!.. – кричалъ разгнѣванный якутъ. – Нѣтъ, больше одинъ я не пойду… Довольно, и если Грегоре́й не хочетъ, то ты должна ходить со мной, Анка!..

Грегоре́й приподнялся на постели и взглянулъ на него внимательно.

– Если хочетъ, пусть идетъ! Я ей не мѣшаю. Я не пойду, я боленъ!.. – сказалъ онъ мрачно.

– Нѣтъ, я лучше къ князю пойду, это вѣрнѣе! Вотъ только вѣтеръ подуетъ… – отвѣтила поспѣшно молодая женщина.

– Сходи, Анка!.. Непремѣнно сходи… Сѣти проси, лодку проси… – воскликнулъ торжественно Теченіе.

– Разскажи обществу, какъ бѣдствуемъ мы… Пусть общество знаетъ, что людоѣдка убить насъ хочетъ! – простонала Кутуяхсытъ.

– Скота сколько-нибудь проси! – добавилъ Грегоре́й. – Должны дать! Вѣдь онъ нашъ собственный… Не дадутъ, такъ всѣ пойдемъ за нимъ, всѣ… – грозилъ онъ.

– Когда будемъ съ сѣтями, съ лодкой, тогда у насъ съ Мергень другой пойдетъ разговоръ, – продолжалъ мечтать Теченіе. – Тогда я ужъ найду такой на озерахъ уголъ, что самъ чортъ сѣтей не разыщетъ… Бьюсь объ закладъ, что вѣдьма ногу сломитъ, а не найдетъ… Пусть лопнетъ отъ злости, что нашлись поумнѣе ея… Да! Все таки баба всегда останется бабой, куда ей тягаться съ мужикомъ… Съ сѣтями совсѣмъ другой разговоръ, плыву я себѣ, куда хочу, гдѣ хочу, бросаю ихъ…

– Только я однако возьму съ собою… Бытерхай!.. – начала робко Анка. – Страшно одной итти. Когда маленькая со мной будетъ, пожалуй, они пощадятъ меня… Некому будетъ съ ребенкомъ вернуться, побоятся они отвѣта… и пожалѣютъ скорѣе съ ребенкомъ…

– Что же, пойдешь, Бытерхай?

– Народъ увидишь, дѣтей увидишь… увидишь, какъ живучъ настоящіе якуты… Можетъ быть, самого князя увидишь.

Дѣвочка спряталась за уголъ камина и не отвѣчала.

– Народъ увидишь… Иди, дитя, увидишь, какъ жили мы когда-то… увидишь веселыя, открытыя мѣста, собакъ увидишь, скотъ… конный и рогатый… высчитывала Кутуяхсытъ.

– Можетъ, по пути и для себя что-нибудь получишь?! Можетъ, дадутъ тебѣ колечко мѣдное или оловянныя серьги… А то бусъ дадутъ… Есть у нихъ бусы красныя, бусы желтыя, голубыя… Богатые живутъ въ той сторонѣ сосѣди…

– Какъ же пойду – такая? – шепнула дѣвочка, выставляя изъ темноты свою голую спинку.

– Такая и иди… Скорѣе пожалѣютъ тебя и насъ всѣхъ. Убѣдятся въ нуждѣ нашей… – вздохнула Кутуяхсытъ.

– Сказывайте: комары заѣдятъ ее въ пути! Не дамъ ребенка! – вступился Теченіе.

– Конечно, заѣдятъ! Въ платокъ ее закутаю, что ли? А у людей можно будетъ снять платокъ… – совѣтовала Анка.

Согласно рѣшили всѣ, что обѣ онѣ пойдутъ въ первый вѣтреный день. Путь къ князю былъ не легкій; жилъ онъ верстъ за двадцать, если не больше, отъ прокаженныхъ; по дорогѣ часто попадались „калтусы“ и трясины; приходилось „кружить“ далеко въ обходъ. Встрѣчались тамъ и рѣчки, на которыхъ броды и переправы знакомы были Анкѣ, только по наслышкѣ.

Мужчины старались научить ее, разсказывали ей возможно подробно всѣ нужныя свѣдѣнія, чертили ей грубыя карты на полу и повторяли невѣроятное число разъ:

– Направо – озеро, налѣво – лѣсъ… дальше – болото… Затѣмъ опять озеро налѣво, а направо – лѣсъ… березнякъ. Поняла?! Пойдешь по тропинкѣ…

– Пойду по тропинкѣ… понимаю! – вздыхала Анка. – Богъ поможетъ, не дастъ погибнуть… Пойду, пойду, пока не дойду… Понимаю…

Пришелъ ожидаемый вѣтреный день. Съ утра уже подувало, а когда солнце поднялось выше и пригрѣло, вѣтеръ превратился въ бурю. Изъ подъ чистаго прозрачнаго неба полились на беззащитную землю стремительные воздушные водопады; отъ бѣшенаго ихъ напора на мелкихъ водоемахъ не могла подниматься волна, она сдувалась гладко, и озера слегка только выбились, хотя въ сущности дрожали и клокотали до дна. Зато на большихъ озерахъ вздымались огромныя волны, пѣнистые, косматые валы ихъ, покрытые сѣтью морщинъ, точно жилистые члены бѣшено ревущихъ чудовищъ, гнались другъ за другомъ. Они не прыгали высоко, не топорщились, но съ какимъ-то змѣинымъ шипѣніемъ выскальзывали изъ подъ мощныхъ напоровъ вѣтра и вскакивали то другъ на друга, образуя свирѣпые водовороты, то на берегъ, въ который со стономъ и громомъ шлепали мѣдными гривами. Между тѣмъ далеко на пучинахъ поднимались все новыя водяныя горы и шли къ берегамъ вмѣстѣ съ жужжащими порывами вѣтра. Тщедушные лѣса колыхались подъ дыханіемъ бури, какъ травы, а травы легли плашмя и не шевелились. Буря хватала съ волнъ пѣнистые гребни и разбрасывала ихъ по воздуху въ видѣ тончайшей водяной пыли. На эти туманы снизу метущагося дождя солнце бросало причудливые радужные узоры.