Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 37

Анка, услышавъ эти „вымыслы“, даже руками всплеснула отъ возмущенія, по, подумавъ, согласилась.

– Придирается большая барыня наша!.. Пусть ее… Хочетъ, можетъ и лучше… Построимъ, Грегоре́й!..

Теченіе, который съ безпокойствомъ ждалъ взрыва, удивился спокойствію Анки.

– Построимъ!.. Конечно, построимъ! – повторилъ онъ радостно. Завтра же начну съ Грегоре́емъ столбы рубить, бревна таскать!

Грегоре́й, которому Анка сообщила свои соображенія, ретиво принялся за работу. Въ нѣсколько дней оба якута смастерили не замысловатый остовъ юртенки; осталось обставить его стоймя вокругъ кругляками. По мѣрѣ того, какъ мужчины заканчивали „деревянную“ работу, Анка съ Бытерхай обмазывали снаружи стѣны зданія, вначалѣ глиной, а затѣмъ навозомъ. Юртенка снабжена была крошечными окошечками, низкими дверьми и камелькомъ. Полъ подъ стойломъ выложенъ былъ жердями; дальше у камина осталась голая земля. Вся постройка была до того крошечна, что Лысанка почти всю ее заполняла собою. Только около камина оставалось немного незанятаго пространства. Грегоре́й забилъ тамъ колья на лавку и устроилъ кровать. Мергень все замѣчала, но не вмѣшивалась. И у нея были тоже свои планы, связанны съ удаленіемъ Анки въ хлѣвъ на время беременности и родовъ. На крышу новой юрты и сѣверную ея стѣну для тепла набросали якуты сѣна, запасъ котораго должны были держать близко дома для Лысанки. Затѣмъ, жители большой юрты отпраздновали чаемъ съ масломъ и вяленой рыбой окончаніе работъ. Корова и теленокъ были водворены въ новомъ помѣщеніи, а на слѣдующій день Грегоре́й и Анка перетащили туда-же свои пожитки.

Вначалѣ они тамъ только спали, но впослѣдствіи время ихъ пребыванія все удлинялось. Грегоре́й сталъ тамъ производить болѣе мелкія работы. Огонекъ все дольше горѣлъ въ крошечномъ камелькѣ. Бытерхай тоже предпочитала духоту тѣсной избушки простору и свѣту большой юрты. Дѣвочка мечтала даже, что со временемъ и ее оставятъ ночевать, но Анка все ей отказывала, ссылаясь на недостатокъ мѣста. Дѣйствительно, даже пролѣзть внутрь было трудно. Приходилось жаться къ влажной стѣнѣ, чтобы не испачкаться о грязные бока Лысанки. Непріятности пути не пугали однако ни Бытерхай, ни Теченіе, который вскорѣ привыкъ ежедневно посѣщать сосѣдей Тогда обыкновенно хозяева варили „не въ счетъ“ лишній чай изъ пахучихъ полевыхъ и лѣсныхъ травъ.

Мергень само собою оставалась тогда въ большой юртѣ одна. Стоны Кутуяхсытъ единственно нарушали молчаніе покинутой избы, гдѣ чуть тлѣлъ забытый огонь. Со двора долетали взрывы хохота и говоръ веселящихся сосѣдей. Мергень не разъ нарочно принималась тогда пѣть, но пѣсня ея звучала рѣзко и дико. Обыкновенно, пѣсня эта только на время прекращала разговоры въ юртенкѣ. Затѣмъ, тамъ совсѣмъ перестали на нее обращать вниманіе. Тогда Мергень выходила наружу и жадно ловила слова разговора, слушала пѣсни и сказки. Чаще всего, впрочемъ, она звала сердито Бытерхай и Теченіе.

– Спать пора! Уже поздно!.. Завтра опять подыметесь на работу съ полудня… Будетъ зубы скалить-то!

– Ухъ сіэ!.. Прытка она другихъ на работу гонять! – шептала Анка, прижимаясь къ Грегоре́ю.

– Пусть ее!.. Хорошо, что мы сюда сразу перебрались… И то у меня въ костяхъ полегчало…

– Сна спокойнаго я тамъ не знала! Только эта вѣдьма пошевелится, сейчасъ просыпалась я… Казалось мнѣ, вотъ-вотъ встанетъ и придетъ къ намъ съ ножомъ.

– Спи спокойно! Сюда не придетъ скоро!..

– А дальше что?

– Что будетъ дальше? Убьютъ ее, потому она никакъ не оставитъ своихъ воровскихъ привычекъ… Убьютъ ее, а мы останемся съ ея богатствомъ!..

Проходили дни. Отношенія осложнялись все новыми проявленіями глухой борьбы. Мергень не разъ, крайне возбужденная, устраивала Теченію настоящія сцены.

– Забываешь меня!.. Оставляешь одну… Ради кого… скажи, безногій… Развѣ и ты… эту… тварь…

– Да нѣтъ же! Успокойся!.. Но вѣдь ты, Мергень, любишь молчать, разговаривать не любишь, а я страсть люблю разговаривать! Все прочее вздоръ… И какъ только тебѣ взбрело въ голову, что можно забыть такую великолѣпную, какъ ты, женщину?!.

Она охотно слушала его восхваленія, требовала даже лести, но не допускала рыбака къ себѣ. Онъ съ нѣкоторыхъ поръ сталъ ей противенъ, къ тому же, раны его отъ холодовъ и упорнаго труда увеличились.