Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 52

Вскорѣ вернулся Сянь-шань и сообщилъ, что онъ уже осмотрѣлъ домикъ, указанный управляющимъ. Это было хорошенькое двухэтажное зданьице, которое монахи обыкновенно впродолженіе нѣсколькихъ лѣтнихъ мѣсяцевъ сдавали горожанамъ какъ дачу. Они охотно согласились сдать его на круглый годъ, и цѣна показалась намъ подходящей. Мы рѣшили туда немедленно перебраться. Домикъ оказался, дѣйствительно, прелестнымъ, съ большой тѣнистой верандой и крошечнымъ мощенымъ дворикомъ, по угламъ котораго стояли ящики съ благоухающими цвѣтами, а по серединѣ въ каменномъ квадратѣ посажена была виноградная лоза. Выходъ со двора направлялся на югъ въ рощу пагоды. Кругомъ много росло зелени и цвѣтовъ; оросительный каналъ журчалъ внизу холма въ узкомъ руслѣ, выложенномъ громадными, обросшими мхомъ, камнями. Было одно только неудобство – это колокольный звонъ въ сосѣдней пагодѣ, оглушающій ближайшихъ жителей три раза въ день чудовищной музыкой: утромъ, въ полдень да вечеромъ.

Я занялъ комнату въ верхнемъ этажѣ домика.

Мы сообща съ Сянь-шанемъ купили у старьевщика недурную мебель чернаго дерева, нѣсколько дешевыхъ китайскихъ картинъ, нѣсколько фонарей, вазъ и при помощи Ліенъ и Маджи быстро превратили домикъ въ хорошенькое уютное жилье. Здѣсь было всѣмъ достаточно мѣста, не то что въ Пекинѣ. Ми пересталъ быть нищимъ поденщикомъ, поэтому онъ позволилъ себѣ прежде всего устроить „комнату предковъ“ (она же и гостинная) съ „алтаремъ предковъ“. Въ той же комнатѣ, конечно, онъ повѣсилъ и православную икону…

– Учитель тоже повѣсилъ на стѣнѣ своихъ предковъ… – слышалъ я вечеромъ, сидя у открытаго окна, какъ Маджи разсказывалъ на верандѣ Ліенъ объ убранствѣ моей комнаты. Дѣвушкѣ обычай запрещалъ входить ко мнѣ, онъ запрещалъ ей входить въ жилыя комнаты мужчинъ, даже брата и отца, но вначалѣ тѣснота помѣщенія, бѣдность и трудовая необходимость уничтожили этотъ обычай въ семьѣ Ми, а затѣмъ, казалось, повліяли и мои уроки. Вскорѣ послѣ нашего пріѣзда въ Чэ-коу уроки эти возобновились къ большому огорченію Маджи и тихой радости Ліенъ. Дѣвочка уже порядочно читала по-русски и сносно переводила болѣе легкіе разсказы. Но больше всего занимали ее уроки по физикѣ, естественнымъ наукамъ и разсказы о жизни европейцевъ.

– Счастливы ваши женщины! Онѣ, значитъ, все могутъ, все имъ доступно!..

– Нѣтъ, не все… – не безъ стыда сознавался я. – Но имъ доступно много больше, чѣмъ вамъ, китаянкамъ, а со временемъ все имъ доступно будетъ…

– Будетъ!?. – повторяла Ліенъ и задумчиво глядѣла на крошечный дворикъ, съ крошечной виноградной лозой по серединѣ и четырьмя растеньицами-карлами по угламъ. Уроки происходили обыкновенно на верандѣ, гдѣ мы ѣли, пили, работали, вообще проводили большую часть свободнаго времени.

Рано утромъ, до жары, вскорѣ послѣ утренняго колокольнаго звона, я съ Сянь-шанемъ отправлялись на заводъ. Мы проходили тѣнистый монастырскій садъ, гдѣ встрѣчные толстые монахи, одѣтые въ желтые буддійскіе халаты, привѣтствовали насъ веселымъ окрикомъ.

– Съ раннимъ утромъ, старшіе братцы!..

– Съ раннимъ утромъ, святые отцы!..

– Вы откушали-ли вашъ великолѣпный завтракъ?!.

– О, такъ, мы кушали нашъ нищенскій завтракъ, а теперь отправляемся на работу.

– Трудъ богоугодное дѣло, желаемъ добродѣтельнымъ братцамъ легко и весело поработать!..

Дальше тропинка шла въ гору по отлогому склону холма, между густымъ кустарникомъ, гдѣ чирикали птички и гдѣ вѣтерокъ наигрывалъ нѣжно понавѣшанными на многихъ вѣткахъ стеклянными колокольчиками. Рощица эта непосредственно прилегала къ нашей чайной плантаціи, на краю которой мы обыкновенно разставались съ Ми: онъ шелъ къ своимъ рабочимъ, уже тамъ и сямъ сновавшимъ среди правильныхъ рядовъ чайныхъ деревьевъ, а я отправлялся дальше, въ контору. Съ моими заводскими сослуживцами я не сошелся. У нихъ были совсѣмъ другія привычки.

Я не порицалъ ни ихъ кутежей, ни ихъ карточной игры, прекрасно понимая, что они естественные результаты положенія молодыхъ людей, низкаго уровня ихъ развитія, ихъ оторванности отъ настоящей жизни, кипучій водоворотъ которой наполнялъ и сосѣдній городъ и окрестности. Я самъ подчасъ испытывалъ жестокіе приливы тоски, отъ которыхъ не спасали меня ни книги, ни прогулки. Но тогда я спускался внизъ къ Сянь-шанямъ или уходилъ къ монахамъ. Я зналъ языкъ довольно хорошо, и все занимало меня въ этомъ странномъ краѣ, гдѣ люди думаютъ какъ-то иначе и жизнь преслѣдуетъ какъ-будто другія цѣли. Все для меня было достойно вниманія и изученія.