Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 60

– Не лучше ли, Ѳома Ѳомичъ, прогнать его? – спросилъ какъ-то Стежневъ.

– Впослѣдствіи, теперь никакъ нельзя! – отвѣтилъ хмуро управляющій.

Жирное, самодовольное, лицо Ми осунулось. Онъ утратилъ прежнюю благодушную болтливость. Даже дома онъ по большей части угрюмо молчалъ или устраивалъ рѣзкія крикливыя сцены Ханъ-Ми. Та, лишенная обычныхъ сверхштатныхъ подачекъ опія, стала тоже крайне раздражительной, и не рѣдко маленькій нашъ домикъ, одѣтый красиво снаружи сѣтью ползучей гарденіи и дикаго винограда, превращался внутри въ кромѣшный адъ. Я уходилъ поспѣшно гулять въ монастырскій садъ, а Маджи и Ліенъ прятались на заднемъ дворѣ.

Наконецъ, какъ-то вечеромъ, Ми не пришелъ ужинать домой. Раньше случалось это довольно часто, и никто не обращалъ на это особаго вниманія, но теперь мы обезпокоились. Когда же старика и по утру не оказалось дома, тревога наша превратилась въ испугъ.

Я отправился поспѣшно на заводъ. Преступники съ воротниками на шеяхъ все еще стояли подъ стѣною, но противной, мертвой головы уже не было у входа. Полицейскій въ смущеніи объяснилъ мнѣ, что случилось „нехорошее дѣло“, что онъ будетъ отвѣчать за исчезновеніе головы, если управляющій не заступится за него, и не скажетъ, что голова „благодаря волшебству“ разсыпалась и исчезла. Онъ униженно просилъ меня ходатайствовать передъ „самымъ старшимъ, высокочтимымъ господиномъ“ и увѣрялъ въ своей „невинности“. Я сильно подозрѣвалъ, что онъ продалъ голову родственникамъ казненнаго, но радъ былъ ея исчезновенію и обѣщалъ свою помощь.

Ми не оказалось на заводѣ. Когда я сообщилъ объ этомъ управляющему и вслѣдъ затѣмъ разсказалъ объ исчезновеніи головы, тотъ задумался.

– Вотъ-те фунтъ! Ничего не понимаю, но думаю что это какая-то новая китайская пакость, за которую придется опять расплачиваться заводу… Вы, знаете, наведите справки въ городѣ, нѣтъ ли тамъ Ми… Сдѣлайте это однако, съ возможной осторожностью и уговорите семью Сянь-шаня не дѣлать пока шума… Чортъ знаетъ, что такое! Когда же это, наконецъ, кончится!..

По тону его голоса я заключилъ, что онъ какъ будто винитъ во всемъ меня… И дѣйствительно: все это какъ будто началось съ момента моего пріѣзда.

– Что же я могу сдѣлать, Ѳома Ѳомичъ!.. – оправдывался я.

– Конечно, ничего. Я и не виню васъ, только… пусть это будетъ для васъ урокомъ… Съ ними лучше подальше! Исправить вы тамъ ничего не исправите… И не для того мы здѣсь живемъ, чтобы исправлять, а чтобы нажиться… Я вамъ совѣтую: исподволь вы ретируйтесь, пока не поздно. Чѣмъ дальше, тѣмъ будетъ труднѣе… Какъ только Ми найдется, – уходите отъ нихъ!

Я вполнѣ сознавалъ, практичность этого совѣта, и рѣшилъ послѣдовать ему. Съ тѣмъ большимъ волненіемъ я разыскивалъ Ми по городу. Я посѣтилъ всѣхъ торговцевъ и комиссіонеровъ, имѣвшихъ дѣла съ нашей фирмой. Но мои осторожные вопросы сейчасъ же возбудили подозрительность китайцевъ. Тѣ стали ловко выспрашивать меня, мнѣ же давали уклончивые или сбивчивые отвѣты. Подъ конецъ я не зналъ чему вѣрить, чему не вѣрить. Между прочимъ, мнѣ указали чайные дома, гдѣ я могу Ми отыскать, но было, уже поздно, и я не рѣшился зайти въ эти освѣщенные разноцвѣтными огнями притоны разврата. Разсказы о моихъ поискахъ вызвали въ Ліенъ прямо бурю отчаянія…

– Они убили его… убили, убили!.. – причитала она.

– Мы здѣсь одни… кругомъ чужіе… Кто заступится за насъ? Останемся безъ отца!..

– Подождите, Ліенъ, я не успѣлъ побывать вездѣ! Завтра…

– Ты не ходилъ въ чайные дома… Ты боялся… – глухо сказала изъ своего угла обрюзглая и равнодушная Ханъ-Ми.

– Да я не ходилъ туда… – согласился я, – но я пойду!

– Не нужно!.. Не ходите. И васъ убьютъ!.. Его тамъ нѣтъ… Его убили… – твердила старуха. – Заводъ заплатитъ намъ за это много, много денегъ… Ты сынъ хозяина… Ты долженъ выхлопотать… Онъ твой учитель… Его убили за васъ!.. Мы остались безъ лица!

– Нѣтъ, нѣтъ, мать!.. Не говори такъ! – останавливала ее Ліенъ.

Дѣвушка бросила на меня робкій умоляющій взглядъ, но я не могъ побороть досады и отвелъ глаза въ сторону.

Дальнѣйшіе розыски не привели ни къ чему, Ми исчезъ безслѣдно. Самъ ли онъ на себя наложилъ руки, или убили его злоумышленники, такъ и осталось навсегда тайной…