Предпоследняя правда - страница 19

Ха-ха, с восторгом подумал Адамс. «Вебстер Фут лимитед», планетарного масштаба частное сыскное агентство со штаб-квартирой в Лондоне уже пронюхало эту новость; Броуз со всеми его бредовыми мерами безопасности проиграл, еще не начав. Этот факт доставил Адамсу несказанное удовольствие, железы во рту перестали слюноточить, он не спеша раскурил сигару и стал расшагивать по кабинету, всем вид ом своим демонстрируя полную готовность принять участие в этом жизненно важном секретном проекте.

– Понимаю, – кивнул он, – никаких записей.

– Вы знаете Луиса Рансибла.

– Строитель жилых массивов, – кивнул Адамс.

– Адамс, я же просил смотреть на меня.

Джозеф Адамс повернулся к Броузу и сказал:

– Я только что пролетал над одним из его жилищных центров. Застенков, вернее сказать.

– Ну что ж, – прозвенел Броуз, – они сами решили подняться наверх. И у них нет способностей, достаточных, чтобы войти в наш круг; мы не можем использовать их иначе, так что же тут придумаешь, кроме этих сотов из маленьких квартир? И они там могут играть в пинг-понг и китайские шашки. А делать компоненты гораздо спокойнее, чем заниматься сборкой оловяшек.

– Дело только в том, – сказал Адамс, – что между Нью-Йорком и моим поместьем три тысячи миль, поросших травой, над которыми я ежедневно пролетаю. Дважды, туда и обратно. И вот иногда я вспоминаю, как это выглядело в старые, довоенные дни, до того, как их убедили спуститься в эти муравейники.

– Не спустись они, Адамс, они бы погибли.

– Ну да, – задумчиво сказал Адамс, – я знаю, они бы погибли; они бы превратились в пепел, и оловяшки брали бы этот пепел, чтобы делать из него известку. Просто иногда я думаю про шестьдесят шестое шоссе[13].

– Что это такое было?

– Хайвей. Соединявший города.

– Фривей!

– Нет, сэр, просто хайвей, но это, в общем-то, не важно.

На Адамса накатила такая усталость, что на долю секунды ему стало казаться, что у него остановилось сердце или произошло что-нибудь в этом роде; он перестал затягиваться сигарой, сел на гостевой стул, стоявший перед столом, и несколько секунд сосредоточенно моргал, пытаясь отдышаться и понять, что же это такое было.

– О’кей, – продолжил Адамс. – Я знаю Рансибла, он загорает в Кейптауне, и он искренне старается – я знаю, что он старается, – обеспечить вылезающих бакеров всем необходимым и даже избыточным: у них есть там встроенные электрические плиты, свибблы, ковры на всю комнату из искусственного вубового меха, стереотелевизоры, на каждые десять жилых единиц выделен оловяшка, который прибирается, подметает и тому подобное. Так в чем же там дело, мистер Броуз?

Он замолк, все еще не совсем отдышавшись. Это даже начинало его пугать.

– Недавно, – сказал Броуз, – в южной Юте заметно остыл один горячий участок, рядом с Сент-Джоржем, где раньше… да ладно, посмо́трите по карте. Около границы с Аризоной. Там сплошные красные скалы. Гейгеры Рансибла отметили снижение радиоактивности раньше чьих-либо еще, и он сразу оформил заявку; остальное понятно. – Броуз отрешенно махнул рукой. – В ближайшие дни он отправит автономные бульдозеры и начнет ровнять площадку под новую партию своих клетушек… пошлет эту мощную примитивную строительную технику, которую он таскает из конца в конец света.

– Она прекрасно подходит, – сказал Адамс, – чтобы возводить те здания, которые ему нужны. Они растут как грибы.

– Так вот, – сказал Броуз, – нам нужен этот участок.

«Жалкий лжец», – подумал Адамс. Он встал, отвернулся от Броуза и громко крикнул:

– Жалкий лжец!

– Я ничего не слышу.

Повернувшись к Броузу, Адамс сказал:

– Там же сплошные камни, и кому же это взбредет устроить там свое поместье? Господи, да у многих из нас поместья раскинулись на сотни тысяч акров!

Он недоуменно смотрел на Броуза. Нет, это не может быть правдой. Рансибл был там первым, потому что никому и не думалось обследовать этот район. Никто не поручал Вебстеру Футу, чтобы тот послал специалистов следить за этим горячим пятном. Оно досталось Рансиблу просто потому, что не было других желающих. «Так что не пытайся дурить мне голову», – подумал он и ощутил жгучую ненависть к этой омерзительной туше, физическая тошнота прошла и сменилась подлинным чувством.