Председатель - страница 3
Заткнуть его удалось только когда вспомнили про стандартные вопросы – а есть ли у вас план, мистер Фикс? В смысле, есть ли проект реформы? Источники финансирования? Сколько надо школ построить? Где для них взять учителей?
Очень Тулупов озадачился и ушел в свой угол, что-то черкать, время от времени приставая к мне с вопросами по строительству школ.
– Алексей, чтоб ты нам был здоров! Сделать проект мы сделаем, ты только скажи, что тебе нужно. Сколько классов должно быть? Пять, десять, двадцать? Сколько педагогов?
И он уходил опять что-то высчитывать. Ничего, до Питера доедем, сдадим его министерским, там тоже умные головы есть, над реформой давно думают, пусть Леша их взбодрит.
В Лихославле нас дожидалась телеграмма от Муравского – в столице бардак и погромы, делегация Петросовета будет встречать нас на станции Тосно. Отбили ответную с просьбой дать подробности, а сами снова засели в учебном вагоне, пытаясь понять, что же там творится.
Информация поперла начиная с Волочка, причем, прямо скажем, поганая.
Не в пример Москве, на брегах Невы все обстояло гораздо хуже. У нас-то крепкий Совет, на фоне которого потуги городской думы смотрелись хило, а тут неслабая Дума Государственная, подпертая военными. Плюс бешеные толпы запасных, вышедших из-под контроля. Минус количество винтовок – если в Москве мы тупо стрясли с думцев тысяч восемьдесят винтовок для Красной Гвардии, то в Питере этот номер не прошел и Петросовет вынужденно опирался на солдат и матросов, у которых в голове ходили очень разные мысли. Положение в городе сложилось неопределенное, пагубное безначалие, как писал Салтыков-Щедрин. По улицам туда-сюда носились грузовики, набитые солдатами, матросами и вооруженными штатскими, все в красных бантах и пулеметных лентах, эдакий революционный шик. Причем что это за люди – никто не понимал, то они кого-то разоружали, то их, аресты произвольные, пальба… Под видом поисков «контрреволюционеров» пошли грабежи с разбоями и даже убийства. А начиналось-то все с митингов и демонстраций, «Свобода!», но что-то пошло не так. Опять же, с продовольствием в столице было куда хуже, чем в Москве – вокруг болота-с, на одном финском молоке не далеко не уедешь.
В Окуловке получили продолжение первой депеши: революционные массы добрались до винных складов, и понеслось. Мало-мальски надежными Петросовет считал учебные команды, школы прапорщиков, офицерские училища и некоторые экипажи Балтфлота, все остальные пошли вразнос. Штаб округа до появления Корнилова сопли жевал, не зная, что делать. Предыдущий командующий Хабалов вообще витал в облаках и, например, когда ему доложили, что в ходе революционных выступлений казак зарубил городового, воскликнул «Вот уж этому я никогда не поверю!» Хорошо хоть Лавр Георгиевич войска малость в меридиан привел и начал устанавливать порядок, но, как оказалось, поздно.
Часть третья, телеграмма в Малой Вишере, педантично сообщила как хвосты за хлебом смешались с пьяными солдатами и что в городе третий день погромы, причем безадресные. Под раздачу первыми попали «немецкие» заведения, потом еврейские со сходными фамилиями на вывесках, а потом дело дошло до «контрреволюционеров». Стоило кому-нибудь обозвать лавочника или приказчика «провокатором», как пьяная толпа разносила лавку. И хорошо если указанный успевал удрать и остаться в живых.
Попутно людское скопище разнесло здание Окружного суда и Дом предварительного заключения на Шпалерной улице, из коих, а также из «Крестов», выпустили всех сидельцев, невзирая на то, политический он или уголовный.
Но это, как оказалось, еще цветочки, ягодки питерцы приберегли для последнего сообщения, полученного в Чудово. Отрекшийся Николай находился в Пскове как бы под стражей, а императрица – в Александровском дворце. Вот ее Временный комитет Госдумы и решил арестовать и направил в Царское село специального комиссара с отрядом. И нет бы сделать это тихо, не привлекая лишнего внимания, хрена там, распирало, надо было непременно речь произнести, мать их!
За комиссаром немедленно увязалась громадная орда доброхотов, подогретых вином.