Председатель - страница 4
– Вот, в общем, так и вышло, – мрачно рассказывал встретивший нас в Тосно Муравский. – Тысячи две человек, ворвались во дворец вслед за комиссаром…
– А конвой что? – удивленно спросил Савинков.
– А что конвой… казаки сами с красными бантами по Царскому ездили.
– И что дальше? – подбодрил Красин.
Коля только рукой махнул и отвернулся.
– Все плохо, товарищи, – продолжил за него Носарь. Ворвались, начали громить, прислуга разбежалась. Комиссар как раз до личных покоев добрался и только предложил одеться и проследовать за ним, как в толпе заорали «Немку спрятать хотят!», ну и…
– Что «ну и»? Что вы мямлите? – не выдержал я.
– А то! – неожиданно твердо выплюнул Коля. – Штыками перепороли, как Драгу Сербскую. Дворец разгромлен и сожжен.
– А дети? – охнул Губанов.
– Девочек отстояли, половина отряда полегла.
– Наследник?
– Кровью истек. Видимо, в свалке зацепили, лейб-медик его выдернул, да пока отбились, пока пожар тушили, стало поздно.
Мать, мать, мать! Хотел без расстрела в Екатеринбурге обойтись – так пожалуйста, никакого Ипатьевского дома не будет, все как заказывали. Зато будет Александровский дворец. Ммма-а-ать…
Я расстегнул сумку, вытащил взятую в дорогу плоскую фляжку – чуял, что пригодится. Глоток спирта провалился в живот, как вода, фляжка пошла по рукам.
– Свидетели есть? – продышавшись, задал вопрос.
– Ищем, – буркнул молчавший доселе Вася Шешминцев.
– Найти. Любой ценой. Установить зачинщиков, арестовать и судить.
– Так судьи же разбежались…
– Революционным судом. Вы Совет или кто?
Муравский с Носарем переглянулись.
– Черт, как все нехорошо вышло! – с тоской проговорил Красин. – Ладно, давайте думать, что мы из этой ситуации извлечь можем. Сколько у вас рабочей милиции?
– В списках пока девяносто восемь тысяч человек, но оружия мало, едва-едва каждый четвертый.
– Запасных в городе сколько?
– Почти полмиллиона, – подал голос Вася.
– Точнее!
– Четыреста двадцать – четыреста тридцать тысяч.
– Под это дело можно у Думы винтовки вытребовать, – заметил черкавший в блокноте Красин.
– Именно. Мотивировать созданием противовеса запасным.
– В казармы все равно идти надо, говорить с солдатами, – заметил Губанов, – там и артельных, и рабочих много.
– Правильно, формировать из них какие-нибудь «революционные роты», и аккуратно устанавливать контроль над оружием, – Леонид говорил и продолжал писать. – Затребовать офицеров для подготовки отрядов Красной Гвардии. В частях продвигать командиров, которых солдаты уважают, но понемногу закручивать гайки. Надеюсь, никто не догадался издать какой-нибудь приказ о введении демократии в гарнизоне?
– Нет, мы как договорено, – замотал головой Носарь. – Был там один присяжный поверенный, Соколов, что-то говорил насчет отмены чинов и званий, так мы на него на улице выпивших солдат натравили, еле отбился и с тех пор большой сторонник укрепления дисциплины.
– Нам бы с Корниловым договориться, как в Москве, – ввернул Муравский.
– Есть у меня знакомый в отделе генерал-квартирмейстера, попробую через него.
– В Огенкваре? – поднял голову Савинков. – Однако, уровень.
– Ну так Болдырев же, поедем вместе, познакомлю.
Столица производила удручающее впечатление. Заколоченные досками витрины, неубранные улицы, местами пьяные компании и поверх всего бардака – красные флаги, лозунги и банты. Офицерство после событий в Царском селе раскололось на три группы, самая большая встала в демонстративную оппозицию к новой власти, вернее, игнорило ее и выполняло только приказы военного командования.
Некоторые взъярились, один прямо в Таврическом дворце, пользуясь всеобщей неразберихой, устроил стрельбу и успел положить пять человек, прежде чем его самого изрешетили набежавшие солдаты. Еще от полусотни до сотни монархистов было застрелено, заколото или иным способом убито непосредственно в частях. Это при том, что свежеизбранный Центробалт удержал ситуацию на флоте, расправ над флотскими командирами в Ревеле, Кронштадте и Гельсингфорсе не было. Закон сохранения, мать его.
Ну и небольшая часть офицеров пошла-таки на службу Думе – судя по всему, это были прожженные прохиндеи и приспособленцы.