При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - страница 27

Любой двор монарха в Средние века[189] являлся не только политическим центром государства, местом, где была сосредоточена властная элита и крупная аристократия, но также и культурным центром[190]. Двор, при котором творили живописцы, поэты, музыканты и представители других искусств, определял основные тенденции развития культуры, диктовал нормы поведения, моду. Бургундский двор[191] выделялся на фоне дворов других европейских государей не только своей роскошью и богатством. Именно двор герцогов Бургундских стал местопребыванием многих из наиболее крупных и известных представителей французской культуры позднего Средневековья. В настоящей работе хотелось бы обратить внимание как раз на тех, кто составлял так называемую «бургундскую школу» не только в историографии, но и в письменной культуре в целом. При этом нас будет интересовать в первую очередь вопрос о восприятии ими герцога Филиппа Доброго, с которым связывают период наивысшего подъема (как политического, так и культурного) Бургундского государства.

«Я не знал ни одной другой сеньории или страны, которая бы при всех равных условиях и даже будучи гораздо большей по размерам, столь же изобиловала богатством – движимостью и постройками, где бы столь же расточительно тратились деньги и устраивались богатые празднества и пиршества, как в этой стране в то время, когда я там жил»[192]. Так написал в своих «Мемуарах» Филипп де Коммин о Бургундском государстве, процветавшем, по его мнению, 120 лет, из которых почти полвека приходилось на правление Филиппа Доброго (1419-1467). По мнению французского исследователя Ж. Бланшара, воспоминание о времени этого процветания и счастья является лейтмотивом произведения Коммина[193], связавшего свою судьбу со службой французскому королю. Третий герцог Бургундский из династии Валуа не только значительно расширил владения Бургундского дома. При нём Бургундия превратилась в одно из ведущих политических образований на карте Европы, а двор герцога смог затмить дворы королей и императора. Филипп Добрый привлекал на службу крупнейших художников и музыкантов эпохи, устраивал грандиозные празднества и рыцарские турниры, а о его богатстве и щедрости ходили легенды. Поэтому неудивительно, что образ «Великого герцога Запада» ассоциировался у современников с благополучием и процветанием Бургундии и вызывал живейший интересу исследователей. Впрочем, монографических работ, посвященных Филиппу Доброму, не так много. Последней попыткой наиболее полно проанализировать все аспекты политической и экономической истории Бургундского государства при Филиппе Добром стала книга Р. Воэна, появившаяся в 1970[194]. Именно Воэн, в отличие от других историков, оказался достаточно критичен в отношении результатов правления герцога. За пышностью двора он сумел разглядеть существенные просчеты в политике Филиппа Доброго и сделал неутешительный вывод о неудачных для Бургундского государства итогах его правления.

Однако современникам всё казалось совершенно иным. Попытаемся выделить основные мотивы в восприятии бургундскими придворными (историками, поэтами и государственными деятелями)[195] Филиппа Доброго – его личных качеств, политики.

Для политической мысли позднего Средневековья характерно особое внимание, уделяемое авторами персоне правителя. По всеобщему убеждению, именно от государя в конечном итоге зависела судьба его подданных, способность государства противостоять трудностям, вызываемым внутренними конфликтами и внешней агрессией[196]. Следовательно, фигура монарха, его личные качества и способности стали преобладающей темой в политических концепциях.

В сочинениях бургундских придворных авторов можно найти портреты практически всех европейских правителей XV в., но главным образом их внимание останавливалось на персонах герцогов Бургундских и королей Франции, что отражало политическую ситуацию, в которой находилось Бургундское государство в то время. Само отношение авторов к тем или иным государям также диктовалось этой политической действительностью, их целями или собственными пристрастиями, несмотря на частые упоминания о творческой независимости. Впрочем, очевидная ангажированность не мешала им в определенные моменты критиковать герцогов, исходя из более важных соображений, чем простая преданность своему господину