При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - страница 49
. По всей видимости, труд в данном случае не только выступал в качестве непременного условия спасения души, как считалось в традиционных средневековых этических концепциях[436], но и должен был символизировать ту заботу, которую проявлял герцог во благо государства и подданных[437]. На этом делали особый акцент Карл Смелый и его советники (отчасти под влиянием идей гражданского гуманизма) во время публичных выступлений на Генеральных штатах[438]. Вместе с тем достаточно противоречивый портрет герцога, написанный Оливье де Да Маршем в «Мемуарах»[439], и некоторое переосмысление судьбы Карла в поэме «Решительный рыцарь»[440] позволяет усомниться в этом. Впрочем, де Да Марш дает всем государям прозвища только по положительным качествам, поэтому с большей долей вероятности он всё же рассматривал такое трудолюбие герцога как добродетель.
Возвращаясь к разговору о храбрости герцога Карла и производным от нее прозвищам, нужно отметить, что с течением времени бургундские хронисты, а вслед за ними и остальные авторы, стали замечать, как храбрость сменяется безрассудством. Герцог перестал прислушиваться к советам приближенных[441]. Филипп де Коммин многократно подчеркивает этот порок Карла Смелого: «Господь настолько лишил его рассудка, что он начал пренебрегать любыми советами, полагаясь только на самого себя»[442]. Шатлен и Базен в этом видят один из главных пороков герцога[443]. Оливье де Ла Марш отмечает, что уже в молодости проявились черты будущей безрассудности герцога, который ради подвига готов был пойти против мнения опытных капитанов и только страх перед отцом заставлял его одуматься[444]. Молине же и вовсе возлагает ответственность на безрассудного герцога за все неудачи, постигшие его у Брансона, Муртена и Нанси[445]. Именно поражения от противников и крушение Бургундского государства способствовали трансформации прозвища Карла Смелого от «Hardi» к «Temeraire» или «Temerarious»[446]. Пожалуй, первым из хронистов, кто употребил слово «temerite» или латинское «temeritas» по отношению к Карлу, стал Тома Базен (в посвященной герцогу части «Истории Людовика XI»)[447]. Описывая неудачи Карла в последних сражениях и ссылаясь на Светония, Базен отмечает, что больше всего в предводителе заслуживает порицания его безрассудство или опрометчивость (temeritas)[448]. Впоследствии именно французское «le Temeraire» закрепилось за Карлом Смелым[449].
Наконец, еще одним государем, прозвища которого стоит рассмотреть в данной работе, является французский король Людовик XI. В отношении него бургундские авторы не скупятся на нелицеприятные эпитеты и прозвища. Это и Антихрист, и человек-зверь, человек-не человек, лис, сирена, наконец, вселенский паук. Тем не менее бургундская позиция не всегда была столь однозначной. Поначалу, как казалось, ничто в лице дофина, будущего Людовика XI, бежавшего от отца ко двору Филиппа Доброго, не угрожало Бургундскому дому. Напротив, с ним связывали большие надежды на восстановление влияния герцогов Бургундских в королевстве и при дворе. Однако Карл VII, хорошо зная сына, отметил, что Филипп
Добрый «кормит лису, которая съест его кур»[450]. Эти слова оказались пророческими. Став королем, Людовик начал проводить политику в духе своего отца, которая в конечном итоге привела к ухудшению отношений с Бургундским государством. Действия короля сразу же были восприняты при бургундском дворе как неблагодарность за предоставленную помощь во время ссоры с отцом[451]. Он, обращается Шатлен к Карлу Смелому, тебе «воздал злом за добро, ненавистью за любовь, угрозой за службу»[452]. Бургундская сторона пыталась открыто использовать аргумент поддержки дофина в трудную минуту для достижения своих целей и в качестве средства для поддержания своего особого статуса. В ответ на попытку короля взимать налоги с Бургундии послы герцога не преминули напомнить об этом. Жак дю Клерк передает нам диалог короля и посланника Филиппа Доброго Антуана де Круа. «Что это за человек, герцог Бургундский: он что, другой или сделан из другого материала, чем остальные принцы и сеньоры королевства и других государств?» – спрашивает король. На что Антуан де Круа ответил: Филипп Добрый – единственный принц королевства, который осмелился поддержать дофина в трудную минуту