При дворе императрицы Елизаветы Петровны - страница 54
— Ага, вы правы, вы знаете службу лучше, чем я. — Он быстро надел на себя шляпу, взял в руки трость и скомандовал громким голосом: — Ружья прочь, вольно, оправиться!.. Служба окончена!
Лакеи поставили ружья в угол комнаты, поспешно удалились, и через несколько минут старший из них, Бурке, в этом маленьком военном мирке возведённый своим герцогом в чин сержанта, вернулся обратно с подносом в руках, на котором стояло несколько стаканов и две запылённые бутылки мадеры.
Великий князь залпом опорожнил стакан и, наливая другой, воскликнул:
— Пейте, дети мои, это принесёт вам пользу после холодной церемонии, на которой вы присутствовали сейчас. Вы ещё не выпили как следует. Ну, да здравствует его величество король!
Он чокнулся со своими собеседниками и снова залпом выпил вино.
Молодые люди не так стремительно последовали его примеру, опасливо поглядывая на присутствующих лакеев.
— Поди теперь ты сюда, Бурке, — произнёс великий князь, снова наполняя стакан до краёв. — Возьми и пей до дна! Я хочу наградить тебя за твою усердную службу и положить пластырь на твою рану, полученную при исполнении долга. Пей за здоровье твоего герцога из его собственного стакана; это — самая высокая и почётная награда для голштинского солдата.
Лакей охотно выполнил отданное ему приказание, после чего унёс поднос вместе с бутылками. Пётр Фёдорович занялся всесторонним осмотром повреждений, причинённых крепости.
— Верите ли вы, ваше высочество, — спросил Нарышкин, — моей искренней и преданности и дружбе?
— Конечно, верю, Лев Александрович, — ответил великий князь, с удивлением взглянув на него, — иногда ты делаешь глупости, обращая в шутку серьёзные и важные вещи, но у тебя верное сердце, и я думаю, что могу довериться тебе и Сергею Семёновичу также. Немного таких, о которых я могу сказать это, — с горькой улыбкой и мрачным взором прибавил он.
— Так вот, — начал Нарышкин, — если вы, ваше высочество, верите в мою искреннюю преданность, то выслушайте мою просьбу и последуйте моему совету: никогда и ни при ком не говорите в таком тоне о прусском короле, как вы только что говорили, ни при каком лакее, хотя бы он казался ещё вдвое больше привязанным к вам и заслуживающим доверия. Вы знаете, что государыня, ваша августейшая тётка, не любит прусского короля, который очень часто своими сатирическими выходками против неё даёт ей поводы к неудовольствию. Кроме того, простите мою смелость, приличествует ли наследнику российского престола всякого чужестранного монарха поминутно называть «его величество король», словно он — ваш господин и владыка? У императрицы есть довольно поводов считать это оскорблением себе, и поэтому вы, ваше высочество, всегда подвергаетесь опасности испытать неудовольствие её величества.
Пётр Фёдорович выпрямился и, покраснев от гнева, произнёс:
— Я знаю это, Лев Александрович, поэтому я и молчу, когда бываю при дворе моей тётки. Я подавляю в себе моё недовольство, бешено клокочущее во мне, когда они все враждебно, оскорбительно и презрительно говорят о короле, но здесь, у себя я имею право делать то, что я хочу, и говорить то, что я думаю. Прусский король — величайший человек нашего времени; он даже величайший человек всех времён, какие были и какие будут. Он одновременно — Соломон и Александр. В Европе каждый монарх должен был бы поминутно называть его «его величество король», потому что он — король среди королей. Я же в особенности имею право на это право, которым горжусь, так как уже в ранней юности имел должность в его армии, когда ещё был герцогом голштинским. Пожалуй, было бы лучше, — вздохнул он, — если бы я остался им и получил шведский престол, куда меня избрали. Ну, а я стал великим князем российским и должен подчиняться этому рабскому игу, которому заставили покориться меня и которое, быть может, вовсе не стоит предстоящих мне могущества и блеска. От меня ещё можно требовать, чтобы там, при дворе, где я считаюсь русским великим князем, я подчинялся воле императрицы, но здесь, у себя, в своих апартаментах, я по-прежнему — герцог голштинский; здесь я могу дать волю своим привязанностям, могу выражать своё горячее уважение к личности короля Фридриха, который есть и останется образцом для меня! Государыня приказала, чтобы портрет великого человека нигде не висел в её дворце, а здесь... здесь он есть, — воскликнул великий князь, открывая крышку золотого перстня, который он носил на пальце, и показывая скрытый там миниатюрный портрет короля Фридриха II. — Вот он здесь, и в тишине, когда я остаюсь один, я смотрю на него, преклоняюсь пред ним и в нём черпаю свои силы!