Приди и победи - страница 24
— Почему ты всегда так отвечаешь? — спросил Бестужев.
— Как — так?
— Всегда одинаково. Короткое и сухое «слушаю». Ну я пойму, если на том конце провода полковник Булдаков или твоя теща… А если тебе звонит милая девушка из какого-то банка со спецпредложением? Или милое курносое создание из магазинчика суши, желающая подарить лишний сет твоих любимых роллов? Разве твое угрюмое «слушаю» не разрушит всю магию ответа?
— Во-первых, я не женат, поэтому тещи у меня нет. Во-вторых, в последний раз сладкоголосая нимфа, позвонившая мне из доставки пиццы, оказалась двухсоткилограммовым монстром, свидание с которым я сам — понимаешь, сам — добивался, около часа провисев на телефоне.
— Ииии? — протянул Бестужев, давясь смехом.
— А давай без «и», — отмахнулся Олег. — Перефразируя один известный фильм «Все, что произошло летними вечерами в парке Пушкина, останется в парке Пушкина».
— Да лааадно, — еще больше развеселился капитан. — Неужели ты с ней того?
В этот момент телефон Олега снова зазвонил. Засомневавшись на секунду, он поднес его к уху:
— Слушаю.
По мере услышанного лейтенант менялся в лице в сторону белизны. Наконец, он нажал отбой, повернулся к Бестужеву и неслушающимся голосом произнес:
— Сань, звонил дежурный. У нас еще одно убийство. И похлеще вчерашнего…
Глава 6. Скалли в шоке
Секунду Бестужев пребывал в некоей прострации. Он не понимал, что его поразило больше всего: новость об еще одном убийстве или о том, что оно похлеще предыдущего.
— Куда едем? — взял он себя в руки. — Подробности по пути.
Ехать было недалеко. Впрочем, Владимир — не Москва, здесь все было относительно не далеко. За пять минут опера добрались от площади Фрунзе до сквера Гоголя, напротив которого, на Княгининской улице, располагалась Никитская церковь — красивое здание с необычным бело-зеленым фасадом и большими окнами. Совсем не похожее на традиционные владимиро-суздальские белокаменные шедевры. Но от этого церковь нисколько не проигрывала.
Вот только прямо перед входом в храм в землю верх ногами был врыт крест, к перекладинам которого был прибит человек. Территория была огорожена лентами, возле креста копошились полицейские, среди которых Бестужев узнал капитана Смирнова. Наспех припарковавшись, они с Олегом направились к нему.
— Вась, ну что тут у нас?
— Да почти все то же самое, что и вчера. С той лишь разницей, что убитый — не латинос, а вполне себе белый мужчина. Ну и есть свидетель, видевший убийцу.
— Да ладно, — Бестужев аж подскочил от нетерпения.
— Погоди радоваться. Свидетель — ночной сторож и несет всякую ахинею. По всей видимости, пребывает в состоянии шока.
— А что именно он говорит?
— Да пойди сам послушай. Он на заднем дворе, с ним сейчас работают психологи. И отец Илья, настоятель храма, примчался, тоже успокаивает.
— Отец Илья? Вы знакомы?
— Да, он моих детей крестил, хороший мужик, пообщаешься — поймешь.
Бестужев отослал Олега разузнать, как там обстоят дела с крестом и трупом, а сам поспешил на задний двор. По опыту он знал: свидетельские показания лучше снимать как можно раньше, потом память притупит воспоминания, а отрицательные эмоции начнет блокировать сам организм. Это обязательно скажется на точности описываемых событий.
На лавочке, под раскидистой ивой, сидел сухонький человек. Плешивая голова и глубокие морщины на лице, вкупе с черной монашеской рясой, выдавали в нем глубокого старика. Рядом с ним сидел, по всей видимости, тот самый отец Илья. Чуть поодаль стояли две милые девушки-психологини. Бестужев сначала направился к ним.
— Как он? — капитан кивнул в сторону старика.
— Уже нормально, — ответила одна, откровенно разглядывая Бестужева. — Когда мы приехали, его всего трясло, он нес какую-то околесицу про бесов-убийц. Мы пытались его успокоить, но у нас мало что получалось, пока не приехал отец Илья. Кажется, знакомые лицо и голос сделали свое дело. Думаю, что сейчас с ним уже можно поговорить более продуктивно. Кстати, я Галя.
Весна в самом разгаре, подумал Бестужев, девчонки расцветают и хотят любви. Но ему было не до этого светлого чувства. Во-первых, второе убийство за два дня. А во-вторых, Лера, Лера, Лера…