Приказано обезвредить - страница 37
— Ваша подпись? — начальник отдела кадров указал на неразборчивый завиток.
Тарасов отрицательно покачал головой. Итак, паспорт — подделка. Его обладательница устраивалась проводницей вагонов. Кто она?
Прямо из отдела кадров Тарасов позвонил начальнику милиции, объяснил ситуацию.
— Отправляйтесь с участковым по адресу Нефедовой, — приказал майор. — Действуйте по обстановке.
Мы быстро нашли указанный адрес. Дверь открыла хозяйка. Да, она взяла на квартиру Галочку Нефедову. С пропиской у нее все в порядке. Спокойная, приветливая.
— Вернется с фронта сын, может, поженятся, — поделилась с нами женщина своей мечтой.
— Где же сейчас ваша квартирантка? — поинтересовался Тарасов.
— Пошла в магазин карточки отоваривать. Сейчас вернется. И такая она быстрая, ловкая. Правда, в жизни бедняжке не повезло. Родные погибли. Сама Галочка из-под Смоленска.
Хозяйка выглянула в окно, обрадованно закончила:
— Бежит моя квартиранточка.
Молодая женщина вошла в комнату, весело сказала:
— Тетя Маша, а я сахар получила.
Тарасов обернулся. Перед ним стояла Крыжевская. Увидев его, она вдруг опустилась на табуретку и горько разрыдалась. Плакала долго, уронив голову на стол. Плечи ее судорожно вздрагивали.
— Галочка, дочка, успокойся, — наклонилась над ней хозяйка. — Чего ты?
И тут ее квартирантка зло выкрикнула:
— Никакая я не Галочка. Я — Вера! Зябликова!
Из дальнейшего допроса выяснилось следующее. Вера Зябликова до войны училась в харьковском институте. Когда к городу стали приближаться фашисты, от эвакуации отказалась. Быстро сошлась с немцем-капитаном. Разъезжала по улицам в его черной сверкающей машине. Думала, что так будет продолжаться вечно. Но вот гитлеровцев погнали на запад. Капитан погиб. Оставаться Вере в Харькове было нельзя. Многие знали ее в лицо. На поезде Зябликова добралась до Коростеня. Решила здесь обосноваться. Имея несколько экземпляров поддельных документов, сначала хотела стать Крыжевской. Но не вышло. И тогда Зябликова перекрасила волосы в белокурый цвет, надела очки, нарисовала на щеке шрам и снова явилась в милицию. При первом посещении она заметила, что сотрудник паспортного стола Кривенко с интересом поглядывал на нее. Это был шанс — и Зябликова решилась его использовать.
— Вас ищут, — изумился Кривенко, узнав Крыжевскую.
— Но я Нефедова. Вот мои справки.
Кривенко взял их, долго рассматривал, потом неуверенно пожал плечами:
— Дело сложное.
Зябликова вынула из сумочки толстую пачку денег и положила ее перед Кривенко. Тот быстро смахнул взятку в ящик стола и тут же заполнил паспортный бланк, поставив на нем свою подпись.
— Так вот это чья подпись! — воскликнул Тарасов.
Вскоре Кривенко с Зябликовой предстали перед судом.
3. НЕ ЗНАЯ ПЕРЕДЫШКИ
Н. Г. Рудник,
подполковник милиции в отставке
ПИСЬМО ИЗ ЯЛТЫ
Переодевшись в гражданскую одежду, старший оперуполномоченный Брусиловского райотдела лейтенант Богомолов вышел на улицу. Колючий ветер бросал в лицо мелкие крупинки снега. Он поднял воротник старенького пальто, быстро пересек улицу и свернул в переулок. Время было уже по-зимнему позднее — около 10 часов вечера.
Сегодня утром в милицию поступил тревожный сигнал: ночью ограблены два сельских магазина… Насмерть перепуганные сторожа, которых оглушили ударами по голове и связали, ничего толком сказать не могли. Правда, один сообщил, будто бы кто-то из грабителей проронил слово «Батька».
— Батька? — переспросил начальник милиции майор Таласкаев. — Вон оно что…
Батька — была воровская кличка главаря банды Архипа Осадчука. Бывший штрафник, дезертировавший из армии, Осадчук вернулся в свое родное село Лазаревку вскоре после войны. Подобрал дружков — таких же отпетых головорезов — и стал промышлять грабежами. Милиция напала на след банды. Уже готовилась операция по захвату всех ее участников, но неожиданно банда скрылась. Разбой прекратился месяца на четыре. И вот теперь снова ЧП.
Лейтенант Богомолов вспомнил, как долго они не могли узнать: кто же такой Батька? Помог случай. Хотя майор Таласкаев считал это логическим развитием событий.
Было это так. Осенью пошел Богомолов на базар, хотел купить ведро картофеля. Ходил между рядами, приценивался. И вдруг услышал такой диалог: